Станислав Славин - Адмирал Канарис — «Железный» адмирал

Гальдер хотел знать, кто будет руководить путчем. Гроскурт назвал две кандидатуры: Бека и Гер-делера. Гальдер сделал вид, что имя Бека в комнате не произносили, а вот насчет штатского Герделера попросил «выяснить личность». Гроскурт, потрясенный откровениями генерала, сел в машину и поехал в Берлин.

Канарис, Остер и Донаньи среагировали мгновенно. Через несколько часов удалось связаться с оппозиционными политиками — Герделером, Шахтом и Хасселем — и с начальником полиции графом Гелльдорфом. 2 ноября обер-квартирмейстер Штюльпнагель вызвал одного из своих подчиненных, Гроскурта, и сказал ему: «Начинайте подготовку». Подполковник снова поехал в Берлин. Вместе с Остером, Донаньи и своим ближайшим помощником капитаном Фидлером они обсуждают детали путча.

В ближайшие дни Штюльпнагель все больше доверяет заговорщикам. Он называет воинские части, которые придут им на помощь, вспоминает офицеров, на которых можно положиться. Теперь даже Остера привечают в генштабе. На глаза Гальдеру он, правда, не показывается, но неутомимый Штюльпнагель 4 ноября беседует с ним и просит воспользоваться планом путча, который готовили летом 1938 года.

Остер, конечно, мало рад такому совету, он давно избавился от всех опасных бумаг. Тогда он берет три листа бумаги и подробно расписывает, как в утренних сумерках части, готовые к путчу, оцепят правительственный квартал, займут главные учреждения и арестуют руководителей страны. Далее: всю власть на себя берет вермахт, объявляется чрезвычайное положение, создается директория, в нее войдут военные и заслуживающие доверия штатские.

Тут Остер задумался: кого из первых лиц страны надо тотчас обезвредить. Затем записал: «Ги, Ге, Риб, Ги, Гей». Никаких сомнений нет, это — Гитлер, Геринг, Риббентроп, Гиммлер, Гейдрих. Этих людей путчисты собирались расстрелять на месте. Среди бумаг Остера имелась и заметка, оставленная Грос-куртом. Он предлагал поступить по-другому: если Гитлера удастся взять живым, то следует провести психиатрическую экспертизу. Ее результат можно предугадать — Гитлер безумен.

Когда же это будет? Когда фюрера «уложат» или освидетельствуют? Остер тревожился все больше. Год назад расстановка сил была совсем другой. Вокруг Берлина было множество воинских частей. Сейчас надежных сил не так много, зато противников — гестаповцев, эсэсовцев, людей из СД — заметно прибавилось. Удастся ли их обезвредить?

Была и другая проблема. Германия воевала с Англией и Францией. Даже если переворот окончится успехом, сторонники фюрера попытаются вернуть себе власть. Возможно, вспыхнет гражданская война. Западные державы воспользуются этим и, пока в Берлине идут бои, оккупируют часть Германии. Надо, чтобы они гарантировали территориальную целостность будущей страны.

Как же связаться с неприятелем во время войны и избежать подозрений в государственной измене? У Остера родилась идея: посредником на тайных переговорах станет глава одного из нейтральных государств, например папа Пий XII. Канарису идея понравилась: он знал папу, ведь тот прежде был нунцием в Берлине.

Но кого направить к папе?..

И тут заговорщикам помог капитан Шмидхубер, знакомый Кристины Донаньи. Он знал одного сказочно ловкого адвоката, который был доверенным лицом Ватикана, жил в Мюнхене и вот уже несколько лет занимался тем, что защищал церковное имущество от гестапо.

Адвокат Йозеф Мюллер-Оксензепп, узнав о просьбе Шмидхубера, сразу приехал в Берлин. Встречался с ним Остер. Полковник убедился, что они «говорят на одном языке», и перешел к делу.

Группа борцов с правящим режимом, которой командует генерал-полковник Бек, просит его, Мюллера, возобновить связь с нынешним папой. Пусть тот убедит западные державы, чтобы они не начинали наступление на Германию, как только будет свергнут Гитлер. Надо получить от Запада гарантии почетного мира.

Мюллер готов ехать в Рим. Он удивлен, правда, что его не пригласили к Канарису. Потом решил, что подлинный заводила здесь именно Остер. В самом деле, Канарис взвалил переговоры с Римом на Остера — то ли он мало верил в успех предприятия, то ли боялся лишних встреч. Во всяком случае, единственное, что он сделал для эмиссара, — приготовил правдоподобные документы.

Итак, обер-лейтенант запаса Мюллер-Оксензепп, «мюнхенский агент абвера», едет в Италию для выполнения «особых поручений». Кейтель итальянским союзникам не доверяет, вот обер-лейтенант и присмотрит за ними.

Шмидхубер снабдил Оксензеппа парочкой адресов в Ватикане. Да и сам Мюллер знал кое-каких важных людей в Ватикане, например прелата Шен-хеффера, своего свидетеля на свадьбе, и прелата Людвига Кааса, бывшего председателя Германской центристской партии, а теперь консультанта папы по Германии.

Мюллер-Оксензепп остановился в неприметном римском отеле «Флора» и первым делом увиделся с упомянутыми знакомыми.

Выслушав гостя, тот поехал в летнюю резиденцию папы и перерассказал ему все. Папа готов был передать известие британскому правительству, но сперва пусть Каас встретится с английским посланником. Видеться с Мюллером папа не захотел. Связь решили поддерживать через Кааса и иезуита Роберта Ляйбера.

Тем временем в Берлине близилась развязка.

5 ноября мятежники объявили готовность. В этот день Браухич последний раз отправился к фюреру, чтобы отговорить его от наступления. Конечно, это была несбыточная затея, но Гальдер не решался перечить своему начальнику, ведь слишком многое зависело от его слова.

Вот она, особенность военных путчей в Германии: без приказа командующего сухопутными войсками ни одна воинская часть не поднимет оружие против верховного главнокомандующего. Совершая противозаконный акт, немецкие военные действуют согласно строгому распорядку. Все зависело от Бра-ухича. Гальдера войска не стали бы слушаться. Поэтому начальник штаба ждал, когда фюрер в очередной раз выпроводит назойливого генерала.

Ровно в полдень Браухич и Гальдер приехали в рейхсканцелярию. Браухич направился с докладом. Он начал делиться своими опасениями, но близость фюрера заставляла его нервничать. Он путался, терялся — Гитлер этого ждал. Шквал упреков обрушился на генерала, фюрер в пух и прах разбивал один аргумент за другим. Голос его все нарастал. Диктатор свирепел на глазах. В приступе ярости он позвал Кейтеля. Онемев, тот наблюдал за новыми словесными эскападами вождя. Вот, наконец, он прервался. Резкий, язвительный вопрос. Браухич не может ответить. Гитлер, не церемонясь, поворачивается и уходит. Браухич и Кейтель молча стоят навытяжку.

Когда, наконец, они покинули рейхсканцелярию, Браухич был бел как мел, едва способен говорить. Дрожа и обливаясь потом, он рассказал о том, что же случилось на аудиенции. Теперь паника перекинулась и на Гальдера.