Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

В прошлом Ольга Борисовна — учительница. По её словам, она всегда любила общественную работу, контакты с людьми. "Когда я приехала в Нью-Йорк, моя кузина сказала мне, что по своему характеру я больше всего подхожу к должности сошиал воркера. Я о такой профессии даже не слыхала." Сегодня, пять лет спустя, бывшая учительница уверена в том, что выбор профессии в Америке был сделан правильно. Она любит своё дело, увлечена им.

У этой дамы, в возрасте под пятьдесят, явственно видны признаки сильной личности. О том же свидетельствует и выражение лица и манера, с которой она рассказывает о своей работе. В юности один поклонник, расставаясь с ней, бросил: "Мне не нужен комиссар в юбке." Не исключаю, что та комиссарская психологическая конструкция сохранилась в ней и доныне. Но вместе с тем я уловил в её рассказах много точных наблюдений и к концу интервью убедился: Ольга Борисовна — человек ответственный и строгий к себе и к другим. Особенно занятными показались мне её наблюдения, касающиеся русских пациентов. Работая в госпитале, она имеет возможность наблюдать наших соотечественников в сложных и подчас острых ситуациях. Итак, чем же занимается моя собеседница у себя на службе?

— Нас, сошиал воркеров, в госпитале целая группа, семь человек. В то время, как врачи лечат и прогнозируют болезни, мы тоже должны определить, что ждет больного после выписки из больницы. В основном мы должны заниматься людьми старыми и сильно разрушенными своей болезнью. Я встречаюсь с их родственниками и обсуждаю ситуацию: нужен ли им человек по уходу за больным (home attandent). Нет ли необходимости направить пациента в реабилитационный центр или в дом для престарелых. По роду своей деятельности я связана со всеми этими и многими другими учреждениями, в частности, с центром, ведающим выплатой велфера, с так называемым SSI, с организацией, занятой защитой детей, и с другой, которая охраняет права стариков. И даже с полицией. Чтобы сделать для покидающего госпиталь пациента всё необходимое, я должна детально разобраться в истории его болезни. Если врач вставил больному трубочку в пищевод, я обязана поместить пациента именно в тот дом престарелых, где с такими трубочками умеют обращаться. И подобных вариантов множество. Для того, кто не способен сам добраться до дома, я должна заказать транспорт, снабдить нуждающегося палочкой или вокером.

— С чего начинаются ваши контакты с больным?

— Со знакомства, разумеется. Я прихожу в палату и представляюсь. Спрашиваю, чем могу быть полезна. Узнав, что я сошиал воркер, американцы, даже тяжелобольные, спешат встать и приветствуют меня. А русскоязычные чаще всего спрашивают, что это за штука такая — сошиал воркер. Моя цель — расположить к себе пациента, вызвать его доверие. Это необходимо для его же пользы. Берешь его за руку, и уже возникает чувство доверия, улыбнулся — и уже становишься близким человеком.

— Ваш рабочий день длится с 9 утра до 5 вечера?

— У меня постоянно 35–40 пациентов, так что день напряжён до крайности. Контакты с пациентами и их родственниками порой не завершаются и после того, как я возвращаюсь домой. Если люди обращаются ко мне даже во внеурочное время, я не могу отказать им в помощи.

— Надо полагать, вас радуют далеко не все контакты с больными?

— К сожалению, не все. Больше всего меня огорчает требовательность наших эмигрантов: "Дай! Ты обязана дать!" Это касается любых благ, начиная с велфера и SSI до перевода в палату, которая кажется пациенту более подходящей для него. Другая неприятная черта нашей публики, резко отличающая нас от американцев, — зависть. "Почему она это имеет, а я нет!?" Такие претензии возникают всякий раз, когда речь заходит о женщине по уходу за больным на дому (home attendant). Наши люди привыкли злоупотреблять льготами, которыми их обеспечивает Америка. "Дайте мне человека по уходу на 24 часа", — твердят многие наши пациенты, покидая госпиталь. — Раньше у меня такая женщина работала полные сутки." Я объясняю: времена переменились, Нью-Йорк переживает финансовые трудности. Расходы на обслуживание больных сокращаются. Если у больного есть нужда в круглосуточном уходе, то часть забот о нём должна принять на себя семья или его нужно поместить в дом для престарелых. Некоторые пациенты считают, что это моя злая воля. Сердятся. Обижаются….

Другой тип конфликта возникает в связи с тем, что люди в возрасте 50–55 лет, получающие велфер, по закону обязаны отрабатывать это пособие. В течение 20 часов в неделю им надлежит убирать парки, служебные помещения и совершать другую, столь же немудрёную и не тяжёлую работу. Они приходят ко мне с требованием: "Дайте бумажку, что физическая работа мне запрещена." Я отвечаю, что подобный документ может выдать только врач. Опять обида. "Бюрократы! Чиновники!” Есть и другие случаи, когда наши соотечественники просят снабдить их свидетельствами не совсем чистого характера. Я отказываюсь, говорю этим людям правду в глаза. И опять обида….

— А каким людям, кроме тех, что лежат в госпитале, вы можете помочь? И чем?

— Время от времени к нам попадают алкоголики. Мы направляем их в организацию, где их могут полечить психотерапевты ("Общество анонимных алкоголиков"). Мы защищаем также жен этих пьяниц, если женщины оказываются жертвами своих нетрезвых мужей.

— А среди евреев тоже есть алкоголики?

— Конечно. И не так уж мало. Другая группа россиян, которым я также стараюсь помочь, люди в тяжелом депрессивном состоянии. У нас в госпитале психотерапевтического отделения нет, но я посылаю их к специалистам в другой госпиталь. Склонных к депрессии людей, одиноких и подлинно несчастных, в эмигрантской среде очень много. Главная причина их душевной подавленности видится мне в том, что люди эти, собираясь в эмиграцию, не представляли себе куда и зачем они едут и какие резкие перемены ожидают их в другой стране. Потеря любимой профессии, родных, друзей, того культурного строя, к которому они принадлежали — вот что делает этих, как правило пожилых, людей несчастными.

К той же категории я бы отнесла также этнически русских женщин и девушек, которые буквально толпами едут сейчас в Америку в поисках "сладкой жизни". Они поступают к нам в госпиталь чаще всего в связи с беременностью. Что побуждает их, людей без всяких средств и перспектив, как правило незамужних, обзаводиться ребёнком? Боюсь, что чаще всего это расчёт и расчёт ошибочный. Девы эти слышали, что по американским законам ребёнок, рожденный в Америке, сразу обретает права гражданина этой страны. Ему полагаются все здешние социальные программы. Юные мамы приходят ко мне с вопросом: "Что мне полагается, когда ребёнок родится?" Объясняю, что им не полагается ничего. Социальные блага распространяются в таких случаях только на ребёнка. Мать тут не при чём. В ответ — слёзы, истерика, крики: "Как жить буду?"