Марк Поповский - «Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

Короче, как зритель фильма, я убедился: собравшиеся отнеслись к соединению немолодой пары вполне положительно. Присутствовавшая на свадьбе знакомая рассказала мне несколько эпизодов, не нашедших отражения в киноленте. За несколько месяцев до свадьбы Наталья навестила свою мать в доме для престарелых, призналась ей в том, что собирается выйти замуж. Надо полагать, что она пошла на такое признание не без стеснения. Но мама, в свои без малого сто лет сохранившая ясную голову и память, ни на минуту не задумываясь, благословила дочь. "Нравитесь друг другу? Вот и прекрасно! Главное, брак спасёт тебя от одиночества…".

А фильм продолжался. Звучали тосты, поздравления. Кто-то предложил выпить за некоторые преимущества немолодого возраста. Почтенный возраст позволяет людям время от времени совершать нестандартные поступки. "Яков и Наташа! — прокричал автор тоста, — вы молодцы, вы смело, творчески подошли к делу!”

Я слушал речи друзей и родных новобрачных, глядел на горы букетов и с горечью вспоминал московский вариант такой же свадьбы. Что вызвало тогда недоброжелательство соседей, их ядовитые шуточки и злобные комментарии? Говорят, дело в советском воспитании. Но ведь большинство людей в окружении Якова и Наташи тоже оттуда. Очевидно, годы, проведённые в иммиграции, нас всё-таки кое-чему научили. Мы уже не рассматриваем чужую удачу, чужое счастье как своё бедствие…. Спасибо Америке и за это….

Одессит Яков Григорьевич Школьник и ленинградка Наталья Григорьевна Оксман приняли меня в своей комнате на пятом этаже "нёрсингхоума”. Тесноватую эту комнатку получили они ещё до своего бракосочетания. Сегодня вид жилища подчёркнуто семейный. Настенах множество фотографий: предки, дети, внуки. Фото перемежаются с тёплыми Натальиными акварелями. Есть телевизор, видеомагнитофон. В изголовье кровати хозяйки — книги, в основном классика. Читать сегодня ей приходится с увеличительным стеклом, но от этого любимого занятия Наташа пока отказываться не хочет. Яков предпочитает газеты.

Мы уселись, и пока супруги по моей просьбе вспоминали о российской жизни, я вглядывался в их лица, отмечая, как они смотрят друг на друга, как муж реагирует на высказывания жены, а та откликается на его замечания. Всё, что я увидел, подсказывало: эти двое сошлись не случайно. Петербургская художница со всё ещё привлекательной внешностью, очевидно, неплохо дополняет не слишком разговорчивого инженера-механика. Он же принадлежит к породе тех верных семейных мужиков, для которых, как говорится, "мой дом — моя крепость". "Когда я себя плохо чувствую, — говорит Наталья, — Яков ни на шаг не отходит от меня. Я ведь тяжело больна".

Рак у неё распознали не сразу. Американские врачи проглядели страшную болезнь дважды, а когда разобрались при третьем обследовании, то женщина-доктор по здешней традиции напрямик заявила пациентке: "Проживёте ещё месяца два. Так что не ходите к нам, не отвлекайте медиков попусту. Вы ведь уже немолоды, прожили изрядно…". Самоуверенная докторша, однако, ошиблась, после той беседы прошло более двух лет. Наталья верит: семейное благополучие продлевает её жизнь.

Яков о болезнях своих говорить не любит. В Америке ему прооперировали сердце. Что-то туда вставили. Жив пока. Хорошо, что не застрял в Советском Союзе, там бы его давно доконали.

Советское прошлое не оставило у супругов приятных воспоминаний. Наталье было десять лет, когда арестовали её отца-юриста. Правда, не расстреляли. Погиб он от голода в ленинградской блокаде. Мог бы выехать, но отказался, твердил: "Эвакуация — та же эмиграция." Эмиграцию советский юрист, в полном соответствии с тогдашними взглядами, считал политическим преступлением. Наталья вышла замуж в 19 лет, за полгода до начала войны. Блокаду она пережила, да и муж на войне не погиб, но семейная жизнь их после войны не заладилась. Муж-физик оставил жену-художницу с двумя маленькими детьми. Вырастить их одной было нелегко. Но она одолела и это. Иммигрировала в Америку несколько лет назад, когда ей было почти 75. Поехала следом за дочерью и сыном.

Супружеская жизнь Якова в России сложилась, напротив, очень удачно. Первый брак его продолжался 47 лет. Была в том браке деталь, многое объясняющая в характере Якова. Он провёл всю войну на фронтах, был тяжело ранен и до 32-х лет о создании семьи не помышлял. Уже после войны, заканчивая в Риге службу, познакомился молодой еврей-офицер с молодой полькой. Одинокая женщина с двумя малышами пребывала в растерянности: мужа её кагебешники расстреляли якобы за сотрудничество с немцами, а её с детьми, как жену "врага народа", должны были выслать в Сибирь. Жениться на такой политически неблагонадёжной советскому офицеру не рекомендовали, но Якова это не остановило. Он предложил польке руку и сердце, вырастил и дал образование четырём детям: двум своим и двум потомкам "врага народа". Потом дети отправились в Соединённые Штаты, и доброму папе не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Любимой жены к этому времени в живых уже не было, она умерла незадолго до эмиграции.

Дом для престарелых вызывает у нас, россиян, реакцию, как правило, негативную. Но Наталья и Яков говорят о своём "нёрсингхоуме" с симпатией. Здесь они живут уже три года. Обслуживают пожилую публику, в основном, чернокожие девушки, но расовых проблем не возникает, девушки дружелюбны и заботливы. Здешние медики не болтают с больными о близкой смерти, а наоборот, всеми средствами пытаются продлить их жизнь. Более того, одна из сотрудниц, заметив, что русская женщина страдает от душевного уныния, познакомила Наталью с Яковом. А вскоре кто-то из администраторов позаботился, чтобы паре выделили отдельную комнату. Русскоязычных в доме очень мало, и тем не менее именно среди них возникли страсти, которые сотрудники успешно погасили. Одна прибывшая из России дама заприметила Якова и, пользуясь его мягкостью и уступчивостью, стала напористо добиваться взаимности. Когда же на горизонте появилась Наталья, дама стала атаковать своего приятеля ещё более агрессивно. Досталось от неё и "конкурентке".

И тут одна сотрудница "нёрсингхоума" предприняла разумную акцию. Она собрала заинтересованных лиц: двух "русских” дам и "русского" джентльмена и с помощью переводчика попросила Якова напрямик ответить, какая из двух ему милее, с кем он собирается и впредь оставаться близким другом. Яков назвал Наташу. Конфликт был исчерпан, и мечты о браке обрели для ленинградки и одессита реальность. Разговор о том "треугольнике" был единственным моментом, когда Яков выразил несогласие с женой: "Ну зачем говорить об этом?" — уныло спросил он.

Сегодня жизнь уже обрела спокойный семейный ритм. Время от времени их навещают его и её дети: привозят кассеты с кинофильмами, угощения. И это приятно. Супруги любят гулять в садике возле дома. Разговорчивая Наташа охотно вспоминает свою прошлую, довольно пёструю, как она сама её определяет, жизнь. Яков слушает эти истории с неизменным интересом. Рисовать профессиональной художнице уже не удаётся, немеют пальцы, да и со зрением не всё в порядке. Но, собираясь в парикмахерскую, она всё-таки берёт в руки карандаш, чтобы набросать, как должна выглядеть её причёска. Яков почтительно разглядывает эти наброски. В талантах и художественном вкусе жены он не сомневается. Но особенно радует его, когда супруга проявляет интерес к нему лично, берёт, например, нитку с иголкой и зашивает на одежде прорехи.