Павел Сурков - Высоцкий: вне времени и пространства

«После ужина Марина Влади общалась с Валерием Пановым, балетными движениями которого она, по словам Лии Петровны, восхищалась. А Высоцкий совершенно неожиданно для Пановой попросил ее показать сына Андрея — тот был совсем маленьким [56] Упомянутые события происходят в 1968 году, Андрею Панову – 8 лет. – Прим. авт. и к тому моменту давно спал у себя в кроватке. Лия Петровна рассказала мне, как подвела Высоцкого к ребенку и, пока тот смотрел на малыша, с интересом наблюдала за самим Высоцким.

— Весь вечер Володя вел себя довольно сдержанно — все крутилось вокруг Марины, которая недавно снялась в «Колдунье» и была в Советском Союзе невероятно популярна, — сказала Лия Панова. — Но, когда он подошел к кроватке Андрея, то резко изменился. В его глазах появились тепло и грусть. Мне показалось, что он очень переживал разрыв с собственными детьми из-за знакомства с Мариной…» [57] Цит. по: Годованник Л. Тайные гастроли Владимира Высоцкого. СПб., 2011. С. 197. .

Детям Высоцкого в тот момент действительно было 6 лет (Аркадию) и 4 года (Никите), так что не исключено, что, увидев спящего восьмилетнего мальчика, Высоцкий чрезвычайно растрогался.

Судьба Андрея Панова во многом переломилась, когда его отец уехал за рубеж: родители разошлись, Лия Петровна эмигрировать не хотела. В школе у Андрея начались неприятности, по окончании восьми классов он пошел учиться в медицинский техникум, а дальше — в медучилище. Ну а дальше — был рок-клуб на Рубинштейна, 13 и слава одного из самых безумных рокеров Ленинграда… Андрей Панов умрет от перитонита в 1998 году: чтобы помянуть его, на один вечер откроют здание Рок-клуба, к тому времени уже закрытого.

И, пожалуй, вот это странное сближение — самого пронзительного русского поэта и актера ХХ века и самого непокорного и непонятого из русских рокеров — будет лучшим завершением этой главы о том, как рок-музыка восприняла и отрефлексировала творчество Высоцкого.

В жизни Высоцкого есть множество обстоятельств, которые могут быть сегодня расценены как «знаки судьбы», некие мистические предзнаменования и совпадения, пронизывающие всю его жизнь. Любая биография крупной исторической личности содержит подобные совпадения — не надо этому удивляться: многогранность личности всегда связана с пересечением самых разных платов — культурных, социальных и даже политических. Биография Высоцкого — не исключение. Я при этом лишен свойства видеть в таких совпадениях некую роковую или мистическую предопределенность, для меня подобные совпадения, как правило — феномен или исторического, или культурологического характера.

Так происходит и с невероятным «кольцом» театральной карьеры Высоцкого: дело в том, что его сценическая жизнь началась и закончилась одним и тем же сюжетом, более того — одним и тем же произведением (правда, выступил он в разных ролях) — речь идет о «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского.

В 1959 году режиссер и актер Виктор Сергачев ставит с учащимися третьего курса Школы-студии МХАТ отрывок из «Преступления и наказания». У Сергачева в этот момент — период сильного увлечения Достоевским, он пытается «перевести» прозу русского классика на театральный язык. Для постановки с двумя студентами — Владимиром Высоцким и Романом Вильданом — Сергачев выбирает чрезвычайно сложный отрывок: последний приход Порфирия Петровича к Раскольникову, тот самый, где: «Как кто? Вот вы и убили, Родион Романович».

Надо сказать, что в перестроечные годы к этому эпизоду из «Преступления и наказания» было приковано повышенное внимание и литературоведов, и журналистов социальной направленности. В то время, когда редкая газета или журнал не выходили со статьей о зверствах палачей суровых времен, готовых пришить зайцу волчий хвост и обвинить человека в преступлениях, которых он не совершал, образ Порфирия Петровича подвергался весьма неоднозначной трактовке — что вот, мол, прекрасный типаж следователя, который может обвинить человека в преступлении, которого тот не совершал. Доказывалось это текстуально следующим образом: Раскольников на самом деле не убивал старуху, все это привиделось ему в горячечном бреду — мы же помним, что перед убийством он заболел, все делает в лихорадке, и картины пути к старухе — это некий фатум, некая иллюзия, Достоевский их именно так и описывает, словно они снятся Раскольникову, словно это плод его истомленного болезнью сознания. Настоящий убийца определен сразу — это Миколка Дементьев, маляр, укравший сережки (а вовсе не нашедший их), которого первым делом и хватают на месте преступления.

Но Раскольников совершает-таки преступление — он совершает не физическое, но мыслепреступление, фактически по Оруэллу, — что и понимает Порфирий Петрович. И карает он Раскольникова как истинного убийцу — именно за то, что преступление было совершено, пусть и в сознании, а не в реальности. Но — какая разница: раз мог настолько продумать убийство и сам веришь в то, что ты убийца и есть (или следствие поможет тебе в это поверить), — то и наказан ты должен быть должным образом. Иными словами, Достоевский проводит параллель между мыслью и делом, а его Порфирий — выступает в качестве рока за грехи, допущенные в мыслях.

Весьма своевременная точка зрения для конца 80-х, хотя космически далекая от сюжета и истинного смысла романа — но тем и велика русская классика, что допускает множество трактовок, в том числе и столь невероятных.

И постановка Сергачева, сама того не ведая, как раз и раскрывала сосредоточение на конфликте Порфирия Петровича и Раскольникова, когда Порфирий апеллирует не столько к действию героя, сколько к его мыслям, сколько к его сознанию. Сергачев решает ставить отрывок в точном соответствии с ремарками Достоевского — несмотря на то, что итоговый прогон явно получится минут сорок, существенно больше, чем положено для студенческих показов и отрывков. Тем более, что ответственность, которая лежала на молодых студийцах, была невероятно велика.

Вспоминает Сергачев: «Сразу оговорюсь — это был не просто экзамен по актерскому мастерству. Третий курс — решающий. Если на третьем курсе актер не состоялся, то дальнейшая судьба его очень сомнительна. Вот почему на экзамене было много преподавателей: пришли Поль и Белкин — профессора по западной и русской литературе (Белкин считался крупнейшим специалистом по Достоевскому).

Отрывок этот имел серьезный успех. Во всяком случае, Павел Владимирович (Массальский, ведущий мастер курса Высоцкого, знаменитый театральный актер. — П. С.) сказал про Высоцкого: «Ну вот, теперь я понял, что вы — актер». Белкин подошел к нам и сказал, что это — настоящий Достоевский, что давно такого не видел.