Николай Борисов - Василий Темный

Однако со святынями следовало обращаться осторожно. Дерзость князя Александра Васильевича Суздальского, забравшего из Владимира в Суздаль соборные колокола (1331 год), обернулась для князя позором: владимирские колокола в Суздале не стали звонить по-прежнему. Примечательно, что после ухода Тимура Василий приказал отвезти икону обратно во Владимир. В московском Кремле была написана точная копия её. Полагают, что иконописцем, исполнившим это ответственное поручение, был Андрей Рублёв. Новый перенос чудотворной Владимирской иконы в Москву состоялся ровно через сто лет: летом 1480 года, когда на Русь двинулся хан Большой Орды Ахмат.

Ныне икона Владимирской Божией Матери помещена в церкви, примыкающей к старому зданию Государственной Третьяковской галереи. В определённые часы дня икона доступна для молящихся, а в другие — для всех.

Урок нашествия Тимура состоял в том, что только совместными усилиями князья могут остановить нового завоевателя. Под 6907 (1399) годом летопись сообщает: «Того же лета князь великии Михаило Александровичь Тферскии с князем с великим с Московским покрепиша миру, и съеденишася Русстии князи вси в един, и бысть радость велика всему миру» (29, 143).

Идея объединения для всеобщего выживания мерцала в политическом сознании той эпохи. Но кто с кем должен объединиться и на каких условиях — каждый понимал по-своему. Эту неопределённую, зыбкую политическую ситуацию рубежа XIV—XV веков исследователь русского Средневековья А. Е. Пресняков характеризовал так:

«Время великого князя Василия Дмитриевича для Великороссии — тяжкая година неустойчивых, изнурительно-напряжённых отношений, непрерывных и безысходных конфликтов, на разрешение которых, сколько-нибудь определённое и прочное, у великокняжеской власти не было необходимых сил и средств. Эта власть словно мечется между разными союзами и разрывами; нет у неё внутренней силы для определённой постановки и последовательного разрешения сложных заданий, возникавших из международного положения Великороссии. То руководство судьбами Великороссии, которое составляло цель и внутреннее оправдание этой власти — в понимании её носителей и русского общества, — то и дело ускользает из рук великого князя Василия» (94, 238).

Источники слабо освещают логику поведения тогдашних правителей. Можно только догадываться, почему было принято то или иное решение. Догадки эти строятся исходя из системы ценностей современного человека. По молчаливой договорённости «выносится за скобки» фактор Бога. Возникшую ситуацию можно сравнить с игрой в шахматы... без короля. А между тем мысль о Божьей воле, о богоугодности или, напротив, богопротивности того или иного действия всегда воздействовала на поведение средневекового человека. Определить характер и степень этого воздействия в каждой реальной ситуации — задача, требующая от историка тонкого «слуха».

Древняя как мир геополитическая борьба — борьба за пространство, за природные ресурсы, за выход к морям и большим рекам... Война как средство укрепления власти правящей элиты... Во всём этом много чисто биологической борьбы за выживание.

Одни государства рождаются, другие находятся в расцвете своих сил, третьи клонятся к закату. В соответствии с этим строятся их политические приоритеты. На первый взгляд историку трудно понять мотивацию действий главных игроков этой «большой игры». Но только начертив контуры событий, можно дерзнуть на их осмысление.

Великий князь Московский Василий I стремился создать Великорусское государство, свободное от ордынского ига. В его состав должны войти с той или иной степенью самостоятельности Литва и Польша. Только объединив боевые силы Москвы, Вильно и Кракова, создав своего рода славянскую империю, можно навсегда освободиться от ордынского ига. Столицей новой империи должна стать Москва.

Главный теоретик «православного содружества наций», митрополит Киприан, подобно Василию I, тоже хотел создания русско-литовско-польского государства, при этом не слишком заботясь о том, кто будет его возглавлять. Современный историк утверждает, что «этот человек прилагал все усилия, чтобы противостоять восточноевропейскому сепаратизму и национализму, завоевать Византии друзей в трудный для неё час и объединить православные славянские народы через вовлечение их в лоно Константинопольской матери-церкви» (90, 527).

Свою линию в Восточной Европе вела Орда. Конечно, не следует преувеличивать хитроумие «кибиточных политиков». Покой степей накладывал отпечаток на дипломатию ханов. Их неофициальной религией был фатализм. Но всё же свои интересы понимали все. Новые правители Орды — Тимур и его ставленники Тимур-Кутлуг, Ширван и Едигей — желали натравить Москву на Литву, но при этом не допустить её политической самостоятельности.

Великий князь Литовский Витовт хотел окончательно выйти из подчинения своему кузену, польскому королю Ягайло. Ради этого Витовт готов был идти на сотрудничество даже с давним врагом Литвы — немецким Ливонским Орденом.

Витовт знал, что успешная война или энергичная мирная экспансия — лучший способ укрепить трон, и потому постоянно стремился расширять свои владения во все стороны. Наступление на Русь по трём направлениям — Смоленск и Новгород со Псковом — казалось Витовту наиболее перспективным.

Для Ордена, как и для Витовта, Польша была главным врагом. Однако Витовт понимал, что союз Литвы с Польшей (Кревская уния 1385 года) приносит ему не только унижения, но и преимущества.

Ливонский Орден нуждался в активном движении на восток. Рыцари хотели захватить как минимум Псков и Псковскую землю, а как максимум — Новгород.

Миролюбивый по натуре, Василий Московский не желал войны ни с кем. Он хотел дружить с Литвой, где после 1392 года фактически правил его тесть великий князь Литовский Витовт. Однако ценой литовской дружбы были территориальные уступки и участие в литовских походах. Стоявший за Василием I московский правящий класс не мог допустить литовской экспансии на Русь и не хотел посылать свои войска для участвия в литовских войнах. С трудом примирившись с потерей в 1404 году Смоленска, московские бояре категорически отказывались отдать Витовту Псков и Новгород.

Нашествие Тимура встряхнуло всех правителей Восточной Европы. Но оно прошло по верхам, не задело собственно русские княжеские отношения. Русские князья в разной степени подчинялись Василию I как главе всей политической системы Северо-Восточной Руси — великому князю Владимирскому. Московская боярская корпорация условно делилась на «старых» и «молодых». Василий должен был учитывать мнение тех и других. «Старики», вспоминая «великую тишину» Ивана Калиты, призывали к миру с Ордой; «молодые» предпочитали вспоминать Куликово поле...