Билл Клинтон - Моя жизнь

Когда Сюзан заболела раком, ей захотелось вернуться на родину, в Арканзас. Они купили большой дом в ее родном городе Дайере, открыли концертный зал в Альме, где пела Долли Партон, а прямо через дорогу от него — уменьшенную копию их магазина одежды в стиле кантри в Нашвилле. С их фермы в Калифорнии им на большом грузовике еженедельно доставляли огромное количество продуктов — для них самих и для их работников. Сюзан работала на телевидении в своем родном штате и пользовалась неизменным успехом до тех самых пор, пока болезнь не взяла над ней верх. Когда она умерла, Тони объявил, что Бог пообещал ему вскоре воскресить ее. Поэтому он поместил ее тело в стеклянный ящик, который поставил в доме в ожидании этого благословенного дня, и попытался сохранить их «империю», обещая, что Сюзан вернется. Но кому нужен продюсер, которому некого продюсировать? Его дела шли все хуже и хуже. Когда я уже был губернатором, он повел активную борьбу с правительством по вопросу налогов и устроил возле своего дома короткую ненасильственную акцию протеста. Через два года он увлекся женщиной, которая была гораздо моложе его. И тогда Бог снова заговорил с ним и сообщил, что Сюзан не вернется, после чего Тони извлек ее тело из стеклянного ящика и предал его земле.

Летом я вел два курса в летней школе, чтобы иметь дополнительный заработок, и мы с Хиллари отлично проводили время в окрестностях Фейетвилла в компании наших общих друзей. Однажды я вез ее в аэропорт, откуда она должна была вылететь на Восток. Проезжая по Калифорния-драйв, мы заметили стоявший на высоком месте красивый кирпичный домик с остроконечной крышей и внутренним двориком, обнесенным каменной оградой. На нем висела табличка «Продается». Хиллари он очень понравился. Я отвез ее в аэропорт, а потом вернулся, чтобы осмотреть дом. Это было одноэтажное строение площадью около 1100 квадратных футов, со спальней, ванной, кухней с комнатой для завтрака, небольшой столовой и великолепной гостиной с балочным потолком, красивым камином и большим эркером. Кроме того, в доме имелась также просторная застекленная веранда, которую большую часть года можно было использовать как спальню для гостей. В нем не было кондиционера, но большой вентилятор на чердаке отлично работал. Дом продавался за 20 500 долларов, и я купил его, сразу же заплатив 3000 долларов, — этого было достаточно, чтобы снизить ежемесячные платежи по кредиту до 174 долларов.

Я перевез в свой новый дом ту мебель, которая у меня была, и купил кое-что еще, чтобы помещение не казалось совсем пустым. Когда Хиллари вернулась, я сказал ей: «Помнишь тот маленький домик, который тебе так понравился? Я купил его. Теперь тебе придется выйти за меня замуж, ведь я не смогу жить в нем один», — и повез ее взглянуть на свое новое жилище. В доме еще нужно было многое сделать, но мой поспешный переезд возымел действие. Хотя Хиллари никогда раньше не говорила мне, что готова остаться в Арканзасе, в конце концов она сказала «да».

Одиннадцатого октября 1975 года мы поженились в большой гостиной маленького дома на Калифорния-драйв, 930, стены которой были заново оштукатурены под бдительным присмотром Мэринм Бассетт, прекрасного декоратора, знавшей, что наш бюджет не позволял больших расходов. Она же помогла нам подобрать ярко-желтые обои для комнаты для завтрака, но мы наклеили их сами, и в ходе этой работы вновь подтвердилась ограниченность моих способностей к ручному труду. На Хиллари было старомодное платье из викторианских кружев, которое мне очень нравилось. Преподобный Вик Никсон совершил церемонию в присутствии родителей и братьев Хиллари, моей мамы, Роджера (который был шафером) и нескольких наших друзей: ближайшей подруги Хиллари из Парк-Риджа Бетси Джонсон Эбелинг и ее мужа Тома, ее сокурсницы по Колледжу Уэллсли Джоанны Брансон, моей юной кузины Мэри Клинтон, казначея моей предвыборной кампании Ф.Х. Мартина и его жены Мирны, наших лучших друзей с юридического факультета Дика Аткинсона и Элизабет Озенбах и моей подруги детства, без отдыха работавшей во время моей предвыборной кампании, Пэтти Хау. Хью Родэм никогда не думал, что выдаст свою дочь, девушку со Среднего Запада, прихожанку методистской церкви, за южного баптиста из Озарка, штат Арканзас, но ему пришлось это сделать. К тому времени я уже четыре года обрабатывал его и остальных членов семьи Родэм и надеялся, что сумел расположить их к себе. Они-то меня давно покорили.

После церемонии двести наших друзей собрались на прием в доме Мориса и Энн Генри, а потом мы всю ночь напролет танцевали в принадлежавшей Билли Шнайдер дискотеке «Мотор-инн» в центре города. После того как мы с Хиллари легли спать, примерно в четыре часа утра, мне позвонил мой младший шурин, Тони, попавший в тюрьму округа Вашингтон. После вечеринки он повез домой одну гостью, и по дороге его задержал полицейский, причем не потому, что он превысил скорость или свернул в неположенном месте, а потому, что подвыпившая девушка, которую он вез в своей машине, высунула ногу из заднего окна машины и болтала ею. Остановив Тони, полицейский увидел, что тот был навеселе, и отправил его в тюрьму. Когда я приехал туда, чтобы внести залог, Тони дрожал от холода. Тюремный надзиратель объяснил мне, что наш шериф, Герб Маршалл, республиканец, который мне очень нравился, распорядился поддерживать в тюрьме по ночам очень низкую температуру, чтобы пьяных не рвало. Когда мы уходили, Тони попросил меня помочь освободить еще одного человека, который снимал в городе фильм с Питером Фондой. Я выполнил его просьбу. Этот человек дрожал еще сильнее, чем Тони, — так сильно, что, едва сев в свою машину, врезался в маленький желтый «Фиат» Хиллари. Я внес за того парня залог, а он даже не вернул мне деньги за ремонт машины. С другой стороны, он хотя бы не оставил свой обед на полу окружной тюрьмы. Так закончилась моя первая ночь в качестве женатого человека.

Очень долго я думал, что вообще никогда не женюсь. Теперь я был женат, и мне это нравилось, но я не знал, чем все это обернется для нас обоих. О нашем браке было написано и сказано, наверное, больше, чем о каком-либо другом браке в Америке. Меня всегда удивляли люди, которые считали себя вправе анализировать и критиковать его, делать глубокомысленные выводы. Сейчас, когда я женат уже почти 30 лет и видел, как расставались, мирились и разводились многие из моих друзей, я понял, что брак со всеми его радостями и несчастьями, с его обязательствами и разочарованиями остается тайной, ключ к которой нелегко найти даже самим супругам, не говоря уже о посторонних. 11 октября 1975 года ничего этого я еще не знал. Я знал лишь, что люблю Хиллари, жизнь, работу и друзей, которые теперь были у нас общими, и мечтал о том, чего мы сможем добиться вместе. Я гордился Хиллари, и мне очень нравились наши отношения, которые, возможно, не всегда были безупречными, но наверняка никогда не станут скучными.