Билл Клинтон - Моя жизнь

Когда я вернулся домой, к «бюджетной войне», республиканцы вновь парализовали работу правительства, и, несмотря на приближение Рождества, у меня совсем не было ощущения близкого праздника. Правда, когда я увидел Челси танцующей в «Щелкунчике», настроение у меня значительно улучшилось. Правительственный кризис был все же не настолько серьезным, как в прошлый раз, поскольку 500 тысяч федеральных служащих, чья работа была признана «необходимой», продолжали выполнять свои обязанности бесплатно до возобновления финансирования деятельности правительства. Однако выплата пособий ветеранам и детям из малообеспеченных семей не производилась. Хороший «рождественский подарок» американскому народу!

Восемнадцатого декабря я наложил вето еще на два закона о бюджетных ассигнованиях: один из них касался Министерства внутренних дел, а другой — Министерства по делам ветеранов и Министерства жилищного строительства и городского развития. На следующий день я подписал закон «О раскрытии лоббистской деятельности», после того как республиканцы сняли свои возражения по нему, и наложил вето еще на один законопроект об ассигнованиях для Министерства торговли, Министерства юстиции и Госдепартамента. Этот последний законопроект был вообще чем-то из ряда вон выходящим. Он отменял программу увеличения численности полицейских, несмотря на очевидные доказательства того, что это будет способствовать сокращению преступности; упразднял суды по делам о наркотиках, в том числе суды, созданные Джанет Рино в ее бытность генеральным прокурором, которые помогли сократить преступность и потребление наркотиков. Отменялась и программа развития передовых технологий Министерства торговли, которую поддерживали многие бизнесмены-республиканцы, потому что она могла помочь их компаниям стать более конкурентоспособными; резко сокращались ассигнования на юридическую помощь малообеспеченным и помощь зарубежным государствам.

К Рождеству у меня сложилось ощущение, что, если бы нам с Доулом предоставили свободу действий, мы бы уже давно преодолели бюджетный кризис, но Доул, собиравшийся участвовать в президентской гонке, должен был соблюдать осторожность. Приближались предварительные выборы, которые должны были определить кандидата в президенты от республиканцев, и конкуренцию Доулу составил сенатор Фил Грэм, использовавший риторику в стиле Ньюта Гингрича. Доулу нужно было учитывать настроения республиканского электората, занимавшего значительно более правые позиции, чем основная масса избирателей.

После рождественских каникул я наложил вето еще на один бюджетный законопроект — «Об ассигнованиях на национальную оборону». Это решение далось мне нелегко, потому что законопроект включал в себя предложение об увеличении зарплат и жилищных субсидий военнослужащим, которое я поддерживал. Тем не менее я считал, что должен был сделать это, потому что в нем также предусматривалось полное развертывание национальной системы противоракетной обороны к 2003 году, а создать эффективную систему к этому сроку было невозможно, да и не нужно; более того, такие действия нарушили бы наши обязательства по договору об ограничении систем противоракетной обороны и поставили бы под угрозу выполнение Россией договора СНВ-1 и ратификацию ею договора СНВ-2. Этот законопроект также ограничивал возможности президента в использовании вооруженных сил в чрезвычайных ситуациях и полномочия Министерства обороны, включая его действия по совместному уменьшению угрозы применения оружия массового поражения в рамках программы Нанна-Лугара. Ни один ответственный президент, республиканец или демократ, не мог допустить, чтобы этот законопроект стал законом.

В последние три дня перед Новым годом завершилось размещение наших войск в Боснии, а я вместе с лидерами Конгресса продолжал работать над бюджетом. В один из этих дней наше совещание длилось семь часов. Мы добились определенного прогресса, но с наступлением Нового года соглашение по бюджету так и не было достигнуто, и деятельность правительства не была восстановлена в полной мере. На первой сессии Конгресса 104-го созыва новое республиканское большинство утвердило только 67 законопроектов, в сравнении с 210, которые были утверждены за первый год работы Конгресса предыдущего созыва, контролируемого демократами. Только шесть из тринадцати бюджетных законопроектов стали законами, хотя с начала налогового года прошло уже три месяца. Когда наша семья собиралась в Хилтон-Хед на «Ренессансный уикенд», я размышлял о том, действительно ли голосование на выборах 1994 года принесло американскому народу то, к чему он стремился.

Я также вспоминал два последних месяца, эмоционально насыщенных и напряженных, думал о важнейших событиях, которые произошли в это время, — о смерти Рабина, достижении мира в Боснии, размещении там наших войск, о прогрессе мирного урегулирования в Северной Ирландии, титанической борьбе за бюджет — и о том, что все это никак не повлияло на «рабочих пчел», усердно занимающихся делом «Уайтуотер».

Двадцать девятого ноября, когда я направлялся в Ирландию, П. Джин Льюис была вызвана для дачи свидетельских показаний комитету сенатора Д’Амато, который интересовали обстоятельства прекращения проводимого ею расследования по делу компании Madison Guaranty после того, как я стал президентом. Когда в августе прошлого года она давала показания комитету конгрессмена Лича, ее слова были опровергнуты правительственными документами и магнитофонными записями ее собственных бесед с Эйприл Бреслау — адвокатом Трастовой корпорации по урегулированию (RTC), и я был очень удивлен, когда узнал, что Д’Амато вызвал Льюис в очередной раз. С другой стороны, мало кто знал о проблемах с ее свидетельскими показаниями, а Д’Амато привлек к себе внимание общественности, как когда-то Лич, вновь выдвинув свои бездоказательные обвинения, фактически опровергнутые показаниями других свидетелей.

Льюис опять заявила, что проводимое ею расследование было прекращено после того, как я был избран президентом. Ричард Бен-Венисте — юридический советник демократов, входивших в состав этого комитета, предъявил ей доказательства того, что, вопреки данным ею под присягой показаниям, она несколько раз пыталась заставить федеральные власти вызвать нас с Хиллари в суд как важных свидетелей по делу «Уайтуотер» именно перед выборами, а не после того, как я стал президентом. Кроме того, Льюис заявила одному из агентов ФБР, что своими действиями она «изменит ход истории». После того как сенатор Пол Сарбейнс зачитал Льюис письмо федерального прокурора Чака Бэнкса, в котором говорилось, что ее требование является «нарушением процессуальных норм», а потом процитировал заключение Министерства юстиции о недостаточной компетентности Льюис в области федерального банковского законодательства, она заплакала, съежившись в кресле, после чего ее вывели из зала заседаний комитета, в который она больше уже не вернулась.