Билл Клинтон - Моя жизнь

Пятнадцатого октября начался саммит в Белом доме, а затем делегации переместились в конференц-центр в Уай-Ривер, штат Мэриленд. Он хорошо подходил для этой цели: залы для совещаний и столовые были удобными, а жилые помещения расположены таким образом, что члены каждой делегации жили вместе и в то же время на достаточном удалении от представителей другой стороны.

Первоначально планировалось, что саммит продлится четыре дня, и через два дня после его окончания Нетаньяху должен был вернуться в Израиль, чтобы открыть новую сессию кнессета. Мы придерживались обычных для таких случаев правил: ни одна из сторон не связывала себя промежуточными договоренностями по конкретным вопросам, пока соглашение не было достигнуто в целом, а Соединенные Штаты оказывали помощь в разработке окончательного проекта соглашения. Я сказал участникам переговоров, что постараюсь проводить вместе с ними как можно больше времени, но по вечерам, как бы поздно ни заканчивались наши совещания, буду возвращаться на вертолете в Белый дом, чтобы утром иметь возможность работать в своем кабинете над законопроектами и продолжать переговоры по бюджету с Конгрессом. Новый финансовый год уже начался, но из тринадцати законопроектов по ассигнованиям была подписана и стала законами пока только треть. На морских пехотинцев, управлявших президентским вертолетом НМХ1, всегда можно было положиться, но во время встречи в Уай-Ривер они оказали мне просто неоценимую помощь, нередко ожидая меня до двух-трех часов ночи, если переговоры затягивались.

На первом же совместном ужине я попросил Арафата и Нетаньяху подумать о том, как они могут помочь друг другу преодолеть внутреннюю оппозицию соглашению. Они вели переговоры уже четыре дня и очень устали, но до финальной договоренности было еще далеко. Нетаньяху сказал мне, что всеобъемлющего соглашения достичь не удастся, и предложил подписать его промежуточный вариант, по которому Израиль обязуется освободить 13 процентов территории Западного берега реки Иордан, а палестинцы — значительно активизировать сотрудничество с Израилем в вопросах обеспечения безопасности, выполняя план, разработанный при участии директора ЦРУ Джорджа Тенета, которому доверяли обе стороны.

Поздно вечером я впервые беседовал с Ариэлем Шароном с глазу на глаз. Этот семидесятилетний человек, бывший генерал, принимал непосредственное участие в создании государства Израиль и последующих войнах. Арабы не любили Шарона не только из-за его негативного отношения к сделке «земля в обмен на мир», но и из-за той роли, которую он сыграл в 1982 году во время израильского вторжения в Ливан, когда большое количество безоружных палестинских беженцев было убито вооруженными формированиями ливанцев, сотрудничавших с Израилем. Во время нашей беседы, продолжавшейся более двух часов, я в основном задавал вопросы и слушал. Нельзя сказать, что Шарон был абсолютно глух к проблемам палестинцев. Он готов был оказывать им экономическую помощь, но считал, что передача Западного берега не соответствует интересам безопасности Израиля, и не верил, что Арафат действительно будет бороться с терроризмом. Мне были интересны рассуждения Шарона о его жизни и его взглядах, и после нашей беседы, которая закончилась почти в три часа ночи, я стал понимать его значительно лучше.

Меня очень удивила настойчивость, с которой он просил меня помиловать Джонатана Полларда — бывшего аналитика разведки ВМФ США, который в 1986 году был осужден за шпионаж в пользу Израиля. Рабин и Нетаньяху раньше уже просили меня освободить Полларда. Было очевидно, что его судьба имела большое значение для внутренней политики Израиля, а граждане этой страны считали, что Соединенные Штаты не должны были так сурово наказывать Полларда за то, что он продал секретную информацию их союзнику. Впоследствии этот вопрос был затронут еще раз, но пока я продолжал работать с руководителями делегаций и членами их команд, включая министра обороны Израиля Ицхака Мордехая и ближайших советников Арафата Абу-Алу и Абу-Мазена, которые затем в разное время были премьер-министрами Палестины, Саеба Эреката, главного представителя Арафата на переговорах, и Мохаммеда Далана, тридцатисемилетнего шефа службы безопасности Газы. И в израильской, и в палестинской командах было немало ярких личностей. Я старался найти время, чтобы побеседовать со всеми, поскольку нельзя было предугадать, кто из них внесет решающий вклад в дело достижения мира и окажет необходимое влияние на своих коллег.

Нам не удалось достигнуть консенсуса к воскресному вечеру, и стороны согласились продолжить переговоры. Тогда же к нам присоединился Ал Гор, усилив нашу команду, уже включавшую членов аппарата Белого дома Сэнди Бергера, Роба Малли и Брюса Райдела, а также нескольких сотрудников Госдепартамента: госсекретаря Олбрайт, Денниса Росса, Мартина Индика, Аарона Миллера, Уэнди Шерман и Тони Верстандига. Все эти люди ежедневно проводили совещания по различным вопросам то с израильтянами, то с палестинцами, надеясь увидеть пробивающийся сквозь тучи луч надежды.

Незаменимую роль в этих и других переговорах сыграл переводчик Госдепартамента Джемал Хелал. Члены обеих делегаций говорили по-английски, но деловые вопросы Арафат всегда обсуждал на арабском. Джемал был единственным человеком, которому позволялось принимать участие в наших с Арафатом конфиденциальных переговорах. Он хорошо знал специфику Ближнего Востока, роль и статус каждого участника палестинской делегации, а кроме того, нравился Арафату. Позже он стал советником в моей внешнеполитической команде, и нам не раз помогали его интуиция и хорошие отношения с Арафатом.

В понедельник я почувствовал, что нам удалось сдвинуться с мертвой точки. Я продолжал убеждать Нетаньяху, что он должен дать Арафату возможность ощутить преимущества мира, передав палестинцам землю, аэропорт, а также порт в Газе, обеспечив им свободный и безопасный проезд из Газы на Западный берег. Это дало бы Арафату новые возможности в борьбе с террористами. Одновременно я призывал Арафата не только усилить меры по обеспечению безопасности, но и созвать сессию Палестинского национального совета с целью пересмотра Палестинской хартии и исключения из нее положения об уничтожении Израиля. Исполнительный комитет ООП уже отказался от этой формулировки, но Нетаньяху считал, что граждане Израиля никогда не поверят в то, что палестинцы являются их надежными партнерами в мирном процессе, пока специально созванная ассамблея не проголосует за исключение из своей Хартии оскорбительных и неприемлемых для Израиля призывов. Арафат не хотел созывать ассамблею, поскольку не был уверен, что сможет гарантировать положительный результат. Правом голоса на выборах депутатов Совета обладали также палестинцы, живущие за рубежом, а многие из них не так благосклонно относились к мирному процессу, связанным с ним компромиссам и к самому Арафату, как палестинцы, проживающие в Газе и на Западном берегу.