Билл Клинтон - Моя жизнь

В августе 1964 года Фулбрайт поддержал так называемую «Тонкинскую резолюцию», наделявшую президента Джонсона правом принимать любые меры в ответ на явное нападение на американские суда в Тонкинском заливе, однако к лету 1966 года американская политика во Вьетнаме стала, на его взгляд, неправильной, обреченной на провал и чреватой дальнейшими ошибками, то есть такой, которая в случае продолжения могла привести к катастрофическим последствиям для США и всего мира. В 1966 году он обнародовал свои критические взгляды на Вьетнам и американскую внешнюю политику в нашумевшей книге «Самонадеянность силы» (The Arrogance of Power). Несколькими месяцами позже, когда я поступил на работу в аппарат его комитета, он подарил мне ее вместе со своим автографом.

Главный аргумент Фулбрайта заключался в том, что великие государства становятся на опасный путь, способный привести их к упадку, если они начинают «самонадеянно» применять силу для того, чего не следует делать, и там, где это неуместно. Он относился с подозрением к любой внешней политике, в основе которой лежало миссионерское рвение, поскольку она неизбежно втягивала нас в такие предприятия, «которые, хотя и благородны по содержанию, по своим масштабам превосходят возможности даже Америки». Фулбрайт также полагал, что использование силы для реализации абстрактной концепции вроде антикоммунизма без понимания особенностей местной истории, культуры и политики приносит больше вреда, чем пользы. Именно так и случилось во время нашего одностороннего вмешательства в гражданскую войну в Доминиканской Республике в 1965 году. Тогда, опасаясь, что отличавшийся левыми взглядами президент Хуан Бош создаст коммунистическое правительство, подобное кубинскому, США поддержали бывших сторонников реакционного и кровавого диктаторского режима генерала Рафаэля Трухильо, который находился у власти три десятка лет и был убит в результате заговора в 1961 году.

Фулбрайт считал, что ту же ошибку, но уже в гораздо большем масштабе, мы совершаем во Вьетнаме. Администрация Джонсона и ее союзники видели во Вьетконге руку китайского экспансионизма в Юго-Восточной Азии, которую надо было остановить до того, как азиатское «домино» повалится в сторону коммунизма. Это подтолкнуло США к поддержке антикоммунистического, но едва ли демократического правительства Южного Вьетнама. Поскольку оно оказалось не в состоянии справиться с вьетконговцами самостоятельно, наша помощь вылилась в отправку туда военных советников и, в конечном итоге, в военное присутствие для защиты того, что Фулбрайт называл «слабым, диктаторским правительством, не пользовавшимся поддержкой народа Южного Вьетнама». По мнению Фулбрайта, Хо Ши Мин, очень уважавший Франклина Рузвельта за его отрицательное отношение к колониализму, стремился главным образом к независимости Вьетнама. Он считал, что Хо нельзя считать китайской марионеткой, и верил, что тот разделяет историческую антипатию и недоверие вьетнамцев к северному соседу. Иными словами, с точки зрения Фулбрайта, у нас не существовало там национального интереса, который мог бы оправдать столь большие жертвы. Тем не менее он не был приверженцем того, чтобы мы в одностороннем порядке покинули эту страну, а поддерживал идею «нейтрализации» Юго-Восточной Азии, увязывания ухода Америки с заключением договора между всеми сторонами о самоопределении Южного Вьетнама и проведением референдума по вопросу о его воссоединении с Северным Вьетнамом. К сожалению, в 1968 году, когда в Париже начались мирные переговоры, подобное решение было уже неосуществимо.

Насколько я мог судить, все работники аппарата комитета разделяли позицию Фулбрайта по Вьетнаму. В их среде все более крепло убеждение в том, что политические и военные лидеры из администрации Джонсона постоянно приукрашивают результаты наших усилий. Они методично делали все от них зависящее, чтобы изменить политику администрации, Конгресса и страны. Когда я пишу эти строки, все выглядит простым и понятным. Однако Фулбрайт и его коллеги, да и весь аппарат комитета фактически ходили над пропастью по канату. «Ястребы» от обеих партий обвиняли комитет, и в первую очередь самого Фулбрайта, в «помощи и поддержке» врагов, расколе нации и ослаблении нашей воли к победе. И все же сенатор твердо стоял на своем. Несмотря на непрекращающуюся резкую критику, слушания помогали возродить антивоенные настроения, особенно в среде молодых людей, которые принимали все более активное участие в антивоенных митингах и «диспутах».

Во времена моей работы в комитете там нередко проводились слушания по таким вопросам, как мнение американцев о внешней политике, китайско-американские отношения, потенциальные противоречия между внутренними целями и внешней политикой США, последствия разногласий между Китаем и Советским Союзом из-за позиции этих стран относительно происходящего во Вьетнаме, а также психологические аспекты международных отношений. В слушаниях участвовала целая плеяда блестящих критиков нашей политики, в числе которых были Харрисон Солсбери из New York Times , Джордж Кеннан, бывший посол в СССР и автор идеи «сдерживания» Советского Союза; Эдвин Рейшауэр, бывший посол в Японии; выдающийся историк Генри Стил Коммаджер; отставной генерал Джеймс Гэвин; профессор Крейн Бринтон, эксперт по революционным движениям. Конечно, администрация также присылала своих защитников. Одним из наиболее красноречивых был заместитель госсекретаря Ник Катценбах, с которым мы впоследствии успешно сотрудничали, когда он ведал вопросами гражданских прав в Министерстве юстиции при президенте Кеннеди. Фулбрайт также встречался в своем офисе наедине с госсекретарем Дином Раском; обычно это происходило рано утром за чашечкой кофе.

Меня захватывала динамика развития взаимоотношений Раска и Фулбрайта. Фулбрайт сам был у Кеннеди в коротком списке кандидатов на пост государственного секретаря. Большинство считало, что занять эту должность ему помешала давняя история голосования по гражданским правам и в особенности подпись, поставленная под «Южным манифестом». Раск тоже был уроженцем Юга, а точнее Джорджии, однако он благожелательно смотрел на уравнивание гражданских прав, да к тому же не испытывал такого политического давления, как Фулбрайт, поскольку не заседал в Конгрессе, а работал в аппарате внешнеполитического ведомства. Раску причины конфликта во Вьетнаме казались простыми и ясными: эта страна представлялась ему в виде поля битвы свободного мира с коммунизмом в Азии. Если мы потеряем Вьетнам, коммунизм захлестнет Юго-Восточную Азию, и последствия этого будут ужасающими.

Я всегда считал, что кардинальное различие взглядов Фулбрайта и Раска на Вьетнам в определенной мере объяснялось разрывом во времени их учебы в Англии в качестве стипендиатов Родса. Когда Фулбрайт в 1925 году попал в Оксфорд, Версальский договор, который подвел черту под Первой мировой войной, осуществлялся на практике. Он лег тяжелым финансовым и политическим бременем на Германию и перекроил карту Европы и Ближнего Востока после развала Австро-Венгерской и Оттоманской империй. Унижение Германии европейскими странами-победительницами и послевоенный изоляционализм и протекционизм США, проявившиеся в отказе Сената вступить в Лигу Наций и принятии закона Холи — Смута о тарифных ставках, вызвали ультранационалистскую реакцию в Германии, привели к взлету Гитлера, а потом и ко Второй мировой войне. Фулбрайт не хотел повторения подобной ошибки. Он редко представлял конфликты в черно-белых тонах, старался избегать демонизации врагов и всегда сначала искал возможности для переговоров, предпочтительно в многостороннем формате.