Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

– Вы в порядке?! – завопила я. – Все в порядке?!

Они сказали мне, что в отеле, где живут команды NBC, произошел взрыв. Мы выбежали наружу и, добежав до угла, увидели разбитые окна и много дыма. Люди потоком выбегали на улицу, и вскоре все репортеры схватились за свои телефоны. Я в изумлении смотрела на горящий отель. Потом я повернулась и увидела вчерашнего знакомого, Мустафу, который стоял неподалеку. Он наблюдал за происходящим, а когда увидел меня, кивнул мне и улыбнулся. Я вдруг вспомнила, как он спрашивал меня, где я живу, и упомянул как раз тот отель, куда подложили бомбу. Я пошла к нему, но он перестал улыбаться и покачал головой, как бы говоря: «Не подходи!»

Около него остановилась белая машина. Он сел в нее и уехал.

Я поговорила с ребятами из NBC и узнала, что погиб по крайней мере один человек – сомалийский охранник. Закончив свое сообщение для NPR, я взяла короткое интервью для немецкой радиостанции. В Германии эту запись услышал мой преподаватель Лотар Брок, который прислал мне электронное письмо, где написал, что волнуется за меня. Он писал, что мой голос дрожал и было похоже, что я в шоке. Я сама не понимала, насколько я травмирована.

В тот день я узнала еще одну плохую новость: Акила Аль-Хашими умерла. Я уже пропустила похороны, но хотела навестить ее родных и принести им свои соболезнования. Когда я приехала в их дом, мальчик указал мне на комнату.

Я увидела там женщин, наносящих себе удары и рыдающих. Это были двоюродные сестры, тети и другие родственницы Аль-Хашими. Все они были одеты в абайи. В центре комнаты сидела пожилая женщина с длинными седыми волосами. Она выглядела так, как будто была в трансе. Женщина плакала и вопила, рвала на себе волосы и била себя по щекам. Ее рубашка съехала, и на коже виднелись красные пятна от ударов кулаков. Было такое ощущение, что она пытается выбить свою боль. Я знала, что этот ритуал оплакивания был частью шиитской традиции, но раньше никогда не видела его так близко. «Это мама Акилы», – сказала мне молодая женщина. Потом она спросила, кто я такая. «Вы не можете быть здесь, – сказала она после того, как я назвала себя. – Это только для членов семьи». Я извинилась и быстро ушла.

Когда я, оцепеневшая, садилась в машину, меня вдруг осенило, что уже второй раз за время моего пребывания в Ираке я прихожу слишком поздно. Когда забрали бывшего дипломата аль-Ани, я была убеждена, что кто-то не желает, чтобы я узнала правду. Я тоже чувствовала себя ответственной за случившееся: может быть, кто-нибудь подслушал наш разговор и поэтому аль-Ани исчез. В любом случае я не могла написать о том, что он мне рассказал. Люди, которые хотели, чтобы он замолчал, победили.

Когда умерла аль-Хашими, они снова одержали победу, но в этот раз все было еще хуже. Пока мы ехали обратно в отель, я начала дрожать. У меня было очень плохое чувство, что мы на Западе разрушаем саму структуру страны, которая не была демократической, но в ней было место такой женщине, как аль-Хашими, шиитке, которая смогла получить образование и заняться политикой. Может быть, эта система нам не нравилась, но мы, принимая свои решения, разрушаем ее и губим всех этих людей, умных людей, таких как она, людей разного происхождения, которые должны были сыграть роль в будущем страны. Я чувствовала, что убийство аль-Хашими – еще один шаг к катастрофе.

Я никак не могла выбросить из головы образ матери аль-Хашими. Она напомнила мне марокканскую бабушку. Звук ударов в тот момент, когда ее кулаки ударяли по щекам, эхом звучал у меня в ушах. Я не могла ощутить ее боль, но я чувствовала злость из-за того, что мы позволили всему этому произойти. Пока я ехала в машине, эти звуки так и пульсировали у меня в голове, а от злости крутило живот. Я прижалась лбом к стеклу и заплакала.

Ирак изменил меня. Когда я вернулась домой, во Франкфурт, в конце 2003 года, со мной были и звуки бомбежек, и запах горящей плоти, и крики мужчин и женщин, пытающихся отыскать своих родных. Когда мы встречали Новый год, я отказалась выйти вместе с родными и друзьями на балкон, чтобы посмотреть фейерверк, потому что его грохот уж слишком напоминал взрывы бомб.

У меня не было настроения что-то праздновать из-за того, что происходило в прошлом году, и того, что лежало в основе происшедшего. Ненависть между суннитами и шиитами становилась все глубже, а война и оккупация Ирака стали для «Аль-Каиды» прекрасным поводом заявить о себе. Зверское поведение некоторых шиитских боевиков угнетало меня. За последние несколько месяцев мир узнал о том, что американские солдаты пытают и унижают иракцев-заключенных в тюрьме Абу-Грейб и других местах. Об этом стало известно из-за того, что были обнаружены кошмарные фотографии, на которых были засняты солдаты, выглядевшие так, как будто приехали в отпуск в экзотическую страну, где не существует морали и порядочности. Эти скандалы усилили мое ощущение того, что Запад, а в особенности – Соединенные Штаты, оставил те высокие моральные устои, которыми так гордился, и теперь совершенно безнаказанно действует точно так же, как те, кого его лидеры называют своими противниками.

– Люди должны знать, они должны понимать, что война в Ираке приведет только к тому, что ненависти и угроз в адрес европейцев и американцев станет больше, – говорила я своему преподавателю международного права Лотару Броку во время перерыва на обед в университетской столовой.

– Тебе нужно подлечиться, – отвечал он, и в глазах у него было видно неподдельную озабоченность. – Не езди больше в зоны военных действий. Уверен, что темы для статей найдутся и за пределами Ирака.

Он настоятельно советовал мне уделять больше времени учебе.

В 2004 году я ушла из «Вашингтон пост» и начала работать в отделе расследований «Нью-Йорк таймс». Я снова работала на контракте и имела право работать с ZDF, немецкой общественной телекомпании, одной из самых крупных в Европе. Моя учеба в университете перешла на новый уровень, когда преподаватели особое внимание уделяли домашним заданиям и итоговым отметкам. Вскоре я начала писать дипломную работу – это был последний этап перед получением университетской степени.

Брок, который был моим научным руководителем, настаивал на том, чтобы я взяла тему, не связанную с терроризмом. Он хотел, чтобы я писала о проблемах с водоснабжением на Ближнем Востоке, и предлагал мне сосредоточиться на Иордании, где принц Хассан бин Талал, брат последнего короля Хуссейна, много занимался этой проблемой.

Я пыталась сосредоточиться на своих занятиях и поиске информации для «Нью-Йорк таймс», но по-прежнему внимательно следила за новостями из Ирака и все больше интересовалась Абу Мусабом аль-Заркави, лидером «Аль-Каиды» в Ираке, и его организацией. Между чтением страниц учебников я просматривала новости с Ближнего Востока, переключаясь между «Аль-Джазирой», CNN и BBC.