Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Я перечитала заметки, сделанные во время интервью. На следующий день я начала обзванивать своих информаторов в спецслужбах Германии. Официально люди заявляли, что никогда не слышали ничего подобного. «Вы начинаете верить в сказки?» – спросил меня один чиновник. Я спрашивала себя, сколько же мне потребуется дней, чтобы узнать, говорил ли эль-Масри правду.

Моей следующей надеждой были информаторы, которых я называла «люди из телефонов-автоматов», потому что я звонила им только из старомодных телефонных кабинок, чтобы нас никто не подслушал. Позже я использовала для этой цели старые телефоны Nokia, которые покупала в магазинчике около вокзала. В этом магазинчике продавцы знали, как добыть незарегистрированные сим-карты, с помощью которых я звонила своим источникам, за которыми могли следить. Большинство из этих людей составляли чиновники, с которыми я познакомилась в Ираке и сразу после возвращения оттуда. Они были из Германии, Соединенных Штатов, различных ближневосточных стран и Северной Африки и располагали конфиденциальной информацией.

Я нашла телефон-автомат неподалеку и позвонила сотруднику немецких спецслужб с высоким рангом. Он дал мне номер «для экстренных случаев», а не свой обычный номер сотового телефона.

– Вам удобно говорить? – спросила я.

– Долго говорить я не смогу, но вашего звонка ждал.

Я сказала, что мне нужен его совет и рассказала о деле эль-Масри, не называя имени и не вдаваясь в детали:

– Мне нужно знать, правда ли это, или я попусту теряю время. Я буду рада любой помощи с вашей стороны. А почему вы сказали, что ждете моего звонка?

– Нет, я не думаю, что вы попусту теряете время, – сдержанно ответил он. – Вы на правильном пути. Это большое дело.

Я покрепче прижала трубку к уху, чтобы не пропустить ни слова.

– Ответ на ваш второй вопрос: немецкие власти получили официальную информацию практически в тот самый день, когда этот человек вам позвонил.

– Какие власти? И как они узнали, что он мне звонил?

– Это означает, что за одним из вас или за обоими следят. Возможно, вы захотите проверить это в Министерстве внутренних дел, но остальные тоже получили информацию. Мне пора идти.

Я повесила трубку. Голова у меня закружилась. Я все еще искала мотив, но теперь по крайней мере точно знала, что у меня в руках что-то. Мой следующий звонок был специалисту по связям с общественностью Министерства внутренних дел.

– Никаких комментариев, – услышала я на другом конце линии.

Я позвонила Мэтту Пурди с телефона-автомата, поскольку не была уверена, что мой мобильный и домашний телефон не прослушивают, и передала то, что рассказал мне информатор.

Это все поменяло. Редакторы сказали, что с этого момента я работаю над этим материалом совместно с лондонским коллегой Доном ван Натта. Я позвонила эль-Масри и попросила номер телефона его адвоката Манфреда Гнжидика. Гнжидик был немцем хорватского происхождения, который занимался иммиграционным правом и представлял интересы людей, которых обвиняли в принадлежности к террористическим группировкам. Он вел и другие дела, связанные с мечетью в Ной-Ульме. Гнжидик сказал мне, что послал письма в Министерство внутренних дел, в Министерство юстиции, главе ведомства федерального канцлера и лично канцлеру Герхарду Шредеру и что от имени эль-Масри он возбудил дело против неизвестных личностей. Я поделилась с Доном всем, о чем узнала.

Дон был совсем не таким, как тот репортер, который сопровождал меня на первую встречу с эль-Масри. Он был крупным и неуклюжим, и его вполне можно было назвать ветераном репортерских расследований. Дон быстро осознал важность того, что рассказал мне эль-Масри, и проанализировал это в свете информации, которую имел об антитеррористической тактике Соединенных Штатов. У Дона было доброе сердце и легкий характер, он очень заботился о том, чтобы при написании статьи ни в чем не отклониться от истины. Я многому научилась, работая с ним.

– Давай встретимся с ним вместе, а также встретимся с властями, которые ведут дело, – сказал Дон. – Если все это правда, то дело очень громкое. И, Суад, если ты почувствуешь, что с твоим телефоном что-то странное, или заметишь, что за тобой следят, дай мне знать. Ты работаешь на «Нью-Йорк таймс», и никто не имеет права тебе мешать.

Я начала обращать больше внимания на то, что вокруг меня. Я внимательно осматривала запаркованные у нашего дома машины и пыталась рассмотреть, кто в них сидит. Каждый день, выходя из дома, я оглядывалась через плечо, чтобы посмотреть, не идет ли кто за мной. После атак 11 сентября немецкие власти стали более бдительными насчет политической и экстремистской деятельности в кампусах высших учебных заведений, и я знала, что и в моем университете у них есть информаторы. Я продолжала ходить на занятия, но не делилась никакой информацией о том, что со мной происходило, ни с преподавателями, ни с товарищами. Дон сказал мне следить за тем, чтобы я нигде не оставляла свои заметки так, чтобы их можно было прочитать, поэтому я стала прятать свои блокноты вне квартиры.

Через несколько дней Дон прилетел из Лондона, и мы поездом отправились в Ульм, чтобы встретиться с эль-Масри и его адвокатом. Эль-Масри повторил свой рассказ. Дон расспрашивал его о деталях похищения и пыток.

– Я верю ему, – сказал Дон, когда мы тем вечером вернулись в отель. – Описанные им детали пыток и всей ситуации в целом похожи на другие случаи.

В мюнхенском отеле мы встретились с обвинителем и должностными лицами из полиции, которые расследовали это дело. Они сказали, что, принимая в расчет собранные доказательства, они тоже верят рассказу эль-Масри.

– Мы взяли образец волос эль-Масри и провели несколько тестов, – рассказал нам старший офицер полиции из Ульма. – Результаты показали, что этот человек побывал в очень напряженной ситуации.

Они смогли определить, что эль-Масри перенес резкое изменение в питании, что было связано с его голодовкой, и что он побывал в климате, схожем с климатом Афганистана.

На следующий день я пришла к эль-Масри домой. Его жена Аиша и их дети вернулись к нему в Германию, и я хотела встретиться с ними. Аише было двадцать семь лет, она была очень тихой. Одета она была в черное платье и бледно-голубой платок на голове. Сыновья носили похожие костюмчики со слониками. Когда эль-Масри ушел и не вернулся, жена очень обеспокоилась. Проходили недели, а она не получала от мужа ни единой весточки, поэтому вернулась в Ливан, к своим родным, думая, что, возможно, Халед ушел от нее к другой женщине. Дети часто спрашивали: «Где папочка?» и «Зачем мы сюда приехали, мама?» В этом месте своего рассказа Аиша начала плакать. «Время от времени я звонила его друзьям в Германию и спрашивала, не слышали ли они чего о нем. Но никто ничего не знал», – добавила она.