Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Аиша заметила, что после возвращения муж очень изменился: «Он стал очень нервным. Иногда просыпается посреди ночи и кричит».

Мои источники в разведслужбах подтвердили, что эль-Масри имел контакты с такими людьми, как Реда Сейям, которые находились под наблюдением. Но сам эль-Масри никогда не был вовлечен в распространение пропаганды джихада и не был замечен как член джихадистского движения.

Вернувшись домой, я взяла свою копию доклада комиссии по расследованию событий 11 сентября и углубилась в него. Поискав некоторое время, я нашла абзац, в котором говорилось, что Рамзи бен аль-Шиб и будущий угонщик самолета 11 сентября Марван аль-Шеххи встречались с человеком по имени Халид аль-Масри в поезде в Германии, и этот аль-Масри говорил с ними о том, чтобы присоединиться к джихаду в Чечне. Позже аль-Масри связал их с членом «Аль-Каиды» в Германии, который отправил их в Афганистан, где аль-Шеххи и Зияд Джаррах, еще один член Гамбургской ячейки и будущий угонщик, встретились с Усамой бен Ладеном и были завербованы для участия в атаках 11 сентября.

Эль-Масри сказал, что один из тех, кто пытал его в Афганистане, обвинял его в том, что он был старшим оперативником «Аль-Каиды», прошедшим подготовку в Джелалабаде и связанным с Аттой и бен аль-Шибом. «Я отрицал все, – говорил нам эль-Масри. – Я все время повторял: «Нет, нет, нет!»

Имена писались и звучали немного по-разному, но были ли Халед эль-Масри и Халид аль-Масри одним и тем же человеком или американцы перепутали двух разных людей? Гнжидик, адвокат эль-Масри, считал, что верно последнее, и постепенно мы присоединились к этой точке зрения. Похожие имена в сочетании с тем, что эль-Масри посещал определенную мечеть и был знаком с некоторыми неблагонадежными людьми, – этого было вполне достаточно, чтобы предъявить ему обвинения. Если все так, то это был случай ошибочного установления личности, повлекший за собой чудовищные последствия.

Редакторы дали нам понять, что ставки очень велики. «Если что-то в статье окажется неверным, то ты можешь не просто потерять работу, тебя вообще больше никуда не возьмут», – сказал мне один из коллег. Мы с Доном дважды и трижды проверяли все факты, и этот процесс занял многие недели.

За день до выхода статьи я несколько часов просидела в своей комнате, просматривая все свои заметки, каждый отдельный листочек. «Нет ли где ошибки? – спрашивала я себя. – Вдруг чего-то не хватает?» Несколько дней я не могла есть и жила только на кофе.

Дон чувствовал, что я нервничаю: «Теперь уж все как есть, так и есть, Суад. Мы много месяцев над этим работали. Ты сказала эль-Масри, что статья выходит завтра?»

Я не сказала. Я решила выйти прогуляться и позвонить ему из телефона-автомата. Я быстро шла по улице, слушая мою любимую поп-музыку восьмидесятых, и снова прокручивала в голове всю историю.

– Я просто хотела дать вам знать, что статья выйдет завтра, – сказала я, дозвонившись до Халеда. – На нее может быть реакция, поэтому я вам и звоню.

– Завтра?

– Да, завтра.

В ответ на другом конце провода повисла тишина.

– Халед?

– Да, я здесь, – ответил он, и его голос дрожал. Он плакал.

Я тоже стояла молча.

– Спасибо, Суад, и поблагодарите вашего коллегу Дона. Спасибо, что вы поверили мне.

– Мы просто делали свою работу, – ответила я, чувствуя, как на меня накатывает утомление.

По пути домой я думала о том, как эль-Масри после всего, что с ним произошло, по-прежнему способен видеть различия между американцами. Он поблагодарил Дона. Он никогда не говорил о том, что ненавидит всех американцев.

Когда я увидела статью в Интернете, я перечитала в ней каждое слово. Мы подготовили несколько историй-продолжений, в одной из которых рассказали о том, что немецкие власти знали о случившемся и когда им стало об этом известно. У одного из наших коллег из «Нью-Йорк таймс» были свои источники в Македонии, которые рассказали, что по крайней мере один представитель немецкой внешней разведки Bundesrepublik Nachrichtendienst (BND) узнал об аресте эль-Масри на следующий день после того, как это случилось. Офицер разведки среднего ранга сказал, что в январе 2004 года в кафетерии здания правительства Македонии к нему подошел незнакомец, который сказал, что немецкого гражданина арестовали в Скопье, а затем передали американцам. Это было почти за год до того, как вышла наша статья.

Когда наши с Доном изыскания перестали нравиться немецким властям, пресс-секретарь министра Йошки Фишера предупредил нас, что, если мы опубликуем эту информацию, у нас будут неприятности. Но мы все равно опубликовали свою статью. Но тот факт, что эль-Масри был арестован ошибочно, Германия публично не признавала до июня 2006 года.

Через полтора года после того, как мы с Доном написали об истории эль-Масри, мне позвонили Гнжидик и сам Халед и попросили о встрече. Я добралась до Ульма на поезде и встретилась с ними в ресторане неподалеку от конторы адвоката. Эль-Масри выглядел удивительно жизнерадостным. «Я никогда и не думал, что мир услышит мою историю и что люди, даже в Соединенных Штатах, заинтересуются тем, что со мной произошло», – сказал он. Халед добавил, что он получил много теплых писем от американцев, которых тронул его рассказ, но так и не получил ни извинения, ни адекватного объяснения случившемуся ни от американского, ни от немецкого правительства. Видимо, его это очень огорчало: «Я этого не понимаю. Как они могут называть себя странами, которые уважают закон и права человека, когда похищают и пытают людей так, как это случилось со мной?»

Я рассказала ему, что многие журналисты писали о его деле, в том числе и команда из «Нью-Йорк таймс», которая нашла информацию о полете, указывающую на то, что самолет, управляемый подставной компанией, работающей на ЦРУ, вылетел из Скопье в Кабул через Багдад 24 января 2004 года, на следующий день после того, как в паспорте эль-Масри был поставлен штамп, указывающий на его отъезд из Македонии. Я добавила, что такое освещение истории могло в конце концов помочь ему найти ответы на вопросы, которые он так жаждал получить.

– Мы хотим с вами кое-что обсудить, – сказал Гнжидик. – В тюрьме с Халедом был еще один заключенный, которого тоже выпустили. Недавно этот человек связался с Халедом. Его зовут Лаид Саиди, и он вернулся в свою родную страну, Алжир.

– Где он взял ваш номер телефона? – спросила я эль-Масри.

– Мы общались друг с другом через общую стену в наших камерах, – ответил Халед. – Мы заучили наизусть имена и номера телефонов друг друга, чтобы, в случае если одного из нас выпустят, он мог позвонить родным другого.

Я подумала, что разговор с человеком, который был в одной тюрьме с эль-Масри, мог пролить свет на саму практику перемещений. Я не знала, был ли Саиди связан с терроризмом, но он мог рассказать мне больше о тюрьмах, которые использовали для таких похищений. Также я подумала, что, если по делу эль-Масри будет процесс, Саиди мог бы выступить на нем свидетелем.