Александр Панцов - Чан Кайши

Чан прибыл к Суню полный энергии, с детально разработанным планом Северного похода. Но вскоре обнаружил, что никаких надежд на военную экспедицию нет. Хотя у Сюй Чунчжи и союзной с ним Юньнань-гуйчжоуской армии было 30 тысяч солдат и офицеров, но у Суня не имелось ни достаточных средств, ни вооружения. А командующий Гуандунской армией Чэнь Цзюнмин был по-прежнему против Северного похода, хотя и обещал прислать деньги и оружие. Однако в последний момент обманул и в конце марта 1922 года даже организовал убийство суньятсеновского посредника, ведшего переговоры в Гонконге о приобретении вооружения.

Чан тут же предложил Сунь Ятсену послать карательную экспедицию против Чэнь Цзюнмина, находившегося в Кантоне, но Сунь не согласился. Он лишь сместил Чэнь Цзюнмина с постов командующего армией, губернатора Гуандуна, военного министра и министра внутренних дел кантонского правительства. Он не хотел нести ответственность за развязывание войны с генералом Чэнем. В апреле злой и раздраженный Чан подал в отставку и вместе с Дженни, несмотря на уговоры Суня, уехал в Шанхай, куда прибыл 27 апреля. Оттуда он отправился на берег озера Тайху, в город Хучжоу (провинция Чжэцзян), на могилу своего «кровного брата» Чэнь Цимэя. По-видимому, хотел излить старому другу все обиды, скопившиеся в душе за последнее время.

Между тем вооруженный конфликт между Сунем и генералом Чэнем назревал. Получив приказ о снятии его со всех постов, Чэнь Цзюнмин немедленно выехал из Кантона в Хуэйчжоу, главный город Восточного Гуандуна, своей малой родины. В начале 1922 года противоречия Чэнь Цзюнмина с Сунь Ятсеном настолько обнажились, что не укрылись от глаз Маринга. «Его отношение к Сунь Ятсену <���уже тогда> было очень негативное», — докладывал позже в Москву Маринг. Чэнь стал настаивать на отставке Сунь Ятсена.

9 мая Сунь Ятсен объявил о начале Северного похода против милитаристов Цзянси, и верные ему войска под командованием Сюй Чунчжи перешли границу этой провинции. Сунь с товарищами настойчиво звал Чан Кайши вернуться. Но Чан закусил удила и бомбардировал телеграммами Суня и других вождей Гоминьдана из своего шанхайского далека. Он твердил о необходимости покончить с Чэнь Цзюнмином, считая это необходимым условием успешного осуществления Северного похода. Даже писал самому генералу Чэню, призывая его «ради нашей прежней дружбы… уйти в отставку раз и навсегда или по крайней мере на какое-то время».

Скорее всего, он сознательно обострял ситуацию. И делал это, несмотря на неоднократные просьбы товарищей по партии «прекратить требовать от нашего вождя атаковать генерала Чэнь Цзюнмина». «Твои многочисленные письма и телеграммы, — писал ему, например, Ху Ханьминь, — …вызовут только великое смущение умов… Множество ложных слухов <���о намерении Сунь Ятсена нанести удар по Чэнь Цзюнмину> уже поползло. И хуже всего то, что если Чэнь Цзюнмин поверит этим сплетням, Кантон легко превратится в кровавое поле брани».

Так, собственно, и случилось. В ночь с 15 на 16 июня 1922 года сторонники генерала Чэнь Цзюнмина подняли мятеж против Сунь Ятсена. Суню и его жене чудом удалось бежать из дворца под грохот артиллерийской канонады. Жена нашла убежище у друзей в Линнаньском университете, на противоположном от Кантона южном берегу реки Чжуцзян (она была беременна, и в ту ночь у нее случился выкидыш). Сунь же укрылся на борту военного корабля «Юнфэн», стоявшего на кантонском рейде Чжуцзяна. Оттуда он, близкий к самоубийству, 18 июня отправил телеграмму Чан Кайши (для конспирации указав адресатом сына Чана, Вэйго): «Ситуация в Гуандуне критическая. Нет никого, кто возглавил бы армию. Дело не терпит отлагательств. Немедленно приезжай». Подобные телеграммы Чану направили Ван Цзинвэй и еще один близкий к Сунь Ятсену человек, Линь Емин.

— Я предупреждал! Я предупреждал! — кричал Чан, получив их. И приказал Дженни: — Собирайся! Мы отплываем в Кантон немедленно!

Он тут же написал «цикаде» Чжану, чтобы тот позаботился о его семье в случае его гибели, взял у председателя Шанхайской палаты — соратника Суня — 60 тысяч китайских долларов и 25 июня вместе с Дженни был уже на борту парохода, отправлявшегося из Шанхая в Кантон, куда прибыл через четыре дня.

Поднявшись на борт крейсера «Юнфэн», он увидел, что Сунь едва сдерживает слезы. Из всех лояльных к нему военных он, кроме Чана, не мог ни на кого опереться. Сюй Чунчжи и другие генералы были на фронте в Цзянси, а вскоре пришли известия о том, что, взяв Кантон, генерал Чэнь атаковал и войска Сюя, нанеся им тяжелейшее поражение. Северный поход захлебнулся. В полном отчаянии Сунь обратился к американцам с просьбой ввести в Гуандун войска, но правительство США отклонило это предложение.

Он попытался связаться с Чэнь Цзюнмином, но у него ничего не вышло.

В этой ситуации Чан Кайши принял единственно правильное решение: немедля бежать. Сунь согласился и 10 августа 1922 года вместе с женой, Чаном и Дженни отплыл на шхуне, предоставленной ему англичанами, в Гонконг, откуда на канадском судне «Императрица России» утром 14 августа благополучно добрался до Шанхая.

Перед отъездом Сунь Ятсен отправил записку одному из представителей Советской России Сергею Алексеевичу Далину, находившемуся в Кантоне: «Много я думал в эти дни о судьбе китайской революции. Я разочаровался почти во всем, во что раньше верил. И теперь убедился, что единственным действительным и искренним другом китайской революции является Советская Россия… В случае неудачи я уеду в Советскую Россию».

Чан Кайши тоже левел не по дням, а по часам. В его дневнике за октябрь 1921-го — март 1923 года можно найти такие записи: «Хочу открыть школу <���в Сикоу>, но местные шэныпи сильно противятся… В деревне людям очень тяжело жить, во всех делах простому человеку ставят палки в колеса, нет возможности изменить общество к лучшему… Китайские торговцы — жуткие снобы, презирают всех, кто стоит ниже их на социальной лестнице, ужасные бюрократы и лжецы. Видя это, испытываю ненависть… Просто ненавижу мерзких и завистливых торговцев». Уезжая из Сикоу в большой мир еще в конце 1921 года, он поклялся не возвращаться до тех пор, пока деревенская элита не будет уничтожена под корень, хотя в глубине души признавал, что это «совсем не тот путь», который раскрывает перед ним Будда, столь почитавшийся его матерью.

Вернувшись вместе с Сунь Ятсеном в Шанхай 14 августа 1922 года, Чан по его просьбе занялся разработкой плана о переносе военной базы китайской революции в Ургу, столицу Монголии. План требовал координации действий с советской стороной, поскольку Монголия, бывшая до Синьхайской революции под властью Цинской империи, с 1912 года находилась под фактическим протекторатом русских — по секретному договору, заключенному монголами с царской Россией. После Октябрьской революции ее оккупировали белые войска барона Романа Федоровича фон Унгерн-Штерберга, а в мае — августе 1921 года — Красная армия. Все китайские политики, включая Сунь Ятсена, тем не менее считали Монголию китайской территорией, но Сунь, зависевший теперь от советской помощи, готов был на некоторое время закрыть глаза на присутствие в Монголии большевистских войск.