Александр Панцов - Чан Кайши

Осенью 1926 года войска Национально-революционной армии достигли значительных успехов. Они вышли в долину реки Янцзы, 6 сентября был взят город Ханьян, 7-го — город Ханькоу. Учан же удалось захватить только 10 октября, в День Республики. Таким образом, все трехградье Ухань оказалось в руках Национально-революционной армии. Битва за Учан, столицу провинции Хубэй, была особенно кровопролитной. Очевидец вспоминает: «Везде лежали мертвые тела, и трупный запах пропитывал воздух. Издали я мог видеть черные лица убитых, но когда мой конь приближался к телам, махая хвостом, мухи, покрывавшие их, взлетали и черные лица исчезали. Невозможно описать мою боль… Сидя в седле, ошеломленный, я осторожно направлял моего коня между телами, следя за тем, чтобы он не наступил на них».

Находясь в Ханькоу, в сентябре Чан неожиданно получил поздравительную телеграмму от женщины, о которой думал последние несколько месяцев, — от Сун Мэйлин (Оливии), младшей сестры Сун Цинлин, вдовы Сунь Ятсена. К Дженни он к тому времени почти охладел, хотя и поддерживал с ней нормальные отношения, впрочем, как и с Ечэн, воспитывавшей его младшего сына Вэйго. Старшего сына Цзинго в то время уже воспитывали советские коммунисты: в октябре 1925 года он под влиянием знакомых из советского полпредства в Пекине и с разрешения отца уехал в Москву на учебу — в открывавшийся там в ноябре Университет трудящихся Китая имени Сунь Ятсена (УТК), коминтерновский вуз, который должен был стать «неким учебным центром единого фронта… КПК и Гоминьдана». Цзинго уехал в составе группы из 119 человек и уже 23 ноября стал студентом, получив от администрации УТК русский псевдоним (из соображений секретности) — Николай Владимирович Елизаров.

Дженни в основном жила в Кантоне: после убийства Ляо Чжункая его вдова, которая хорошо относилась к Дженни, упросила ее и Чана арендовать небольшой домик по соседству с ней в престижном районе Дуншань (Восточные горы), застроенном двухэтажными виллами европейского типа, где жили все высшие гоминьдановские чиновники и советские советники. Соседом Дженни стал и «цикада» Чжан. Из Кантона Дженни как-то во время передышки в боях приезжала к Чану в Ханькоу. Но мысли о новой женщине не покидали его.

Чан познакомился с Сун Мэйлин то ли в начале декабря 1922-го, то ли в начале января 1923 года в шанхайском особняке Сунь Ятсена на улице Мольера, 29. Но тогда, утомленный поездками на фронт в Южную Фуцзянь, где у него не ладились отношения с генералом Сюй Чунчжи, он особого внимания на Мэйлин не обратил.

Новая встреча произошла в Кантоне, накануне Северного похода, в доме старшей сестры Мэйлин, Айлин (Нэнси), жены крупного бизнесмена Кун Сянси, полноватого джентльмена с печальными глазами за стеклами круглых очков, потомка Конфуция в семьдесят пятом поколении. Получивший образование в США (он учился в Оберлинском колледже в штате Огайо и Йельском университете), Кун считался одним из лучших экономистов Китая. Супруги Кун пригласили Чана и Дженни наряду с другими высокопоставленными гоминьдановскими чиновниками на обед. Был жаркий субботний вечер, и обе красавицы-сестры, хорошо сложенные, одетые в элегантные шелковые ципао (длинные платья с разрезами до бедер), грациозно обмахивались веерами. Казалось, что они «сошли со страниц шанхайских журналов мод», — вспоминала Дженни.

И вот тут-то Мэйлин, находившаяся в самом расцвете женской красоты (ей шел тридцатый год), произвела на Чана сильное впечатление. В присутствии Дженни он, правда, не обменялся с ней и парой фраз, но о том, что она Чану очень понравилась, свидетельствует его запись в дневнике 2 июля 1926 года: «Мэйлин уезжает в Шанхай, очень жаль расставаться».

С тех пор он ничего о ней не слышал. И вот в сентябре 1926 года Мэйлин вдруг написала ему, поздравив со взятием Ханькоу. Причем назвала «героем»! Он разволновался и тут же пригласил ее приехать к нему. Но Мэйлин ответила спустя два месяца, поблагодарив за приглашение и выразив сожаление, что приехать не сможет: по ее словам, ей нужно было заботиться о матери, жившей в Шанхае.

К тому времени Чан находился уже вне Ханькоу. Еще до падения Учана он понял, что войска генерала У Пэйфу практически разгромлены, и во второй декаде сентября повернул свою колонну в Цзянси — против нового врага, маршала Сунь Чуаньфана, отдав славу покорителя Хубэя Тан Шэнчжи. Перейдя границу Цзянси 22 сентября, он в течение месяца с боями продвигался в сторону главного города этой провинции, Наньчана, который взял 7 ноября. Следующая цель Чан Кайши и Блюхера, находившегося в его войсках, была ясна: захватить Шанхай и Нанкин — важнейшие города Восточного Китая. Одновременно войска генерала Хэ Инциня (бывшего инструктора Вампу) не спеша продвигались по провинции Фуцзянь в направлении Чжэцзяна, родной провинции Чан Кайши.

Второе послание от Мэйлин Чан получил в ноябре, и оно всколыхнуло воспоминания о роскошной женщине. Судя по тому, что Мэйлин продолжила с ним переписку, он тоже ее заинтересовал. Да почему бы и нет? Сильный, высокий, красивый мужчина, чьи «тревожные черные глаза… проникали в душу». Он явно обладал харизмой, будучи прирожденным лидером. Так что амбициозная волевая женщина, знавшая себе цену и стремившаяся составить блестящую партию, не могла упустить его. Новый вождь Гоминьдана и главнокомандующий армией имел все шансы встать во главе страны, значит, как нельзя лучше подходил ей. Ее старшая сестра разделяла эти настроения — в отличие от средней сестры, Цинлин, вдовы Сунь Ятсена. Та никогда не любила Чана, а после смерти мужа ее отношение к нему даже ухудшилось. По ее рассказам, он через некоторое время после похорон Суня имел наглость послать к ней свата, которого она выставила, так как была уверена, что Чан хочет жениться на ней «не по любви, а из политических соображений». Узнав, что Чан неравнодушен к ее младшей сестре, она лишь утвердилась в мысли, что этот человек — карьерист. «Всеми правдами или неправдами он хочет войти в нашу семью, то есть семью Сунь Ятсена» — так примерно рассуждала она.

Была ли она права? Отчасти. Шанс породниться с влиятельной и богатой семьей Сунов, конечно, не мог не будоражить воображение Чана. Ведь он стал бы тогда свояком Сунь Ятсена и родственником умелых финансистов Кун Сянси и Т. В. Суна (брата Мэйлин), которые смогли бы изыскать деньги, столь необходимые для укрепления его власти в Гоминьдане. Но вполне вероятно, что Мэйлин понравилась Чану и просто как женщина. Она действительно была обворожительна, умна, артистична, великолепно образована и интеллигентна. В общем — настоящая леди.

Мэйлин родилась 5 марта 1897 года в деревне Чуаныпа, пригороде Шанхая. С десяти до шестнадцати лет жила вместе с Цинлин в Америке, в городке Мэйкон, штат Джорджия, в 80 милях к юго-востоку от Алабамы, где Цинлин училась в престижном Уэслианском колледже для женщин, а Мэйлин брала частные уроки английского. В том же колледже до 1909 года училась и их старшая сестра Нэнси. В 1912 году в возрасте пятнадцати лет Мэйлин тоже приняли в это учебное заведение, но через год, когда Цинлин, окончив колледж, вернулась на родину, она перевелась поближе к брату, Т. В. Суну, учившемуся на экономическом факультете в Гарварде. Ее зачислили в знаменитый женский колледж Уэллси, расположенный в 16 милях к западу от Кембриджа, — тот самый, где в 1940-х годах литературу и русский язык будет преподавать знаменитый Владимир Набоков. Весной 1917-го Мэйлин блестяще окончила курс по специальности «английский язык и литература» в числе тридцати трех лучших студенток. Она была влюблена в Америку, что, собственно, неудивительно — в этой стране она выросла. По образу мыслей и воспитанию она была американкой. «Единственное, что у меня есть китайского, это мое лицо», — говорила она. Естественно, изъяснялась она по-английски абсолютно свободно, хотя и с сильным южным американским акцентом, который приобрела еще в детстве в Джорджии и от которого не могла избавиться.