Сева Новгородцев - Настоящий джентльмен. Часть 1

Сталин тут же поручил Микояну и Маленкову проверить положение с качеством бананов, а в 6 утра позвонил с таким же поручением еще и Лаврентию Берия. Берия был куратором МГБ, МВД и Министерства госконтроля. Его звонок в Совет министров СССР вызвал переполох во всей системе управления советской торговли. Чтобы успокоить «хозяина», Берия, Маленков и Микоян решили заменить министра внешней торговли.

В министерстве не знали, или не учли, что бананы бывают разные. Всего существует около 500 разновидностей, многие из которых для еды в сыром виде непригодны. Их надо готовить — запекать, жарить, варить. На стол в Кремле подали, вероятно, такие бананы. Известно, что это был импорт из Мексики. Так министр Михаил Алексеевич Меньшиков «погорел» на бананах и был переведен в управление советско-китайских акционерных обществ.

Через год после смерти Сталина, в 1954 году, французы ушли из Вьетнама, север страны оказался под коммунистами. Вскоре в СССР поступила первая партия вьетнамских бананов. В 1965-м американская авиация начала бомбить Вьетконг, были разрушены порты и железные дороги. Поставки в СССР прекратились.

Помню, как осенью 1970 года на концерт «Добрых молодцев» во Владивостоке пришел человек по фамилии Чаплин. Он был капитаном большого рефрижераторного теплохода, который привез бананы. Капитан Чаплин прямо с концерта взял меня на судно, повел к грузовым трюмам, наполовину разгруженным. В глубине судового чрева, во всю ширину его огромного корпуса, сплошной массой, похожей на желтый снег, лежали упакованные в прозрачный пластик бананы. Подъемный кран спускал в трюм большую сетку, грузчики наполняли ее, стоя прямо на бананах. Так по ним и ходили своими сапожищами.

В 1975 году в СССР ввезли 34 тысячи тонн бананов. 34 тысячи тонн — это много или мало? Население Советского Союза было 260 миллионов. Если поделить одно на другое, получим 130 граммов бананов на каждого советского человека в год.

На этом банановом пике мы и уехали.

Приезжаем в Вену — а там бананы на каждом углу, в любом магазине. При первых признаках перезревания, как только на кожуре проступали темные пятнышки, цену на них резко снижали, понимая — если срочно не продашь, то придется выбросить. И тут в магазине появлялись мы, точнее Галочка. Измученная годами дефицита, неимоверных усилий по доставанию всего необходимого — в том числе, конечно, бананов, — Галочка набивала пятнистыми бананами большую кошелку и радостно тащила их в отель «Валленштайн». Мы потом сделали грубый подсчет съеденного: получалось в среднем по шесть кило бананов в день.

Помню, я размышлял на эту тему и пришел к выводу, что каждый продукт содержит в себе нечто уникальное и неповторимое. Это понятно на вид и на вкус — скажем, помидор не спутаешь с лимоном, а дыню с капустой. Наука колебалась в определении пользы того или другого, мнение ученых менялось каждые два-три года. То кофе пить полезно, то вредно. То же и с вином или с огурцами. Я придумал свою классификацию: если в кофе — кофеин, то в огурце — огурцин, в арбузе — арбузин и так далее. По моей теории выходило, что у Галочки была острая недостача бананина в организме.

В свете этого открытия многое в нашем семейном конфликте становится понятным.

Гостиница, в которой нас разместили, напоминала погоны рядового солдата — на ее вывеске не было ни одной звезды. По коридорам с воплями носились дети, возбужденные сограждане громко давали друг другу советы.

Кто-то принес сообщение, что нас вызывают в ХИАС. Для простого советского человека название «ХИАС» было зловещим, от него отдавало сионистским заговором, мировой закулисой. Оно встречалось на политических карикатурах, бичевавших израильскую военщину. На самом деле HIAS (Hebrew Immigrant Aid Society) — «Общество помощи еврейским иммигрантам», американская благотворительная организация, основанная в 1881 году.

Тогда, в конце XIX века, евреи бежали из царской России от погромов и бесчинств. ХИАС помогал всем прибывшим в Нью-Йорк, на Эллис-Айленд, устроиться в США, зачастую преодолевая сопротивление властей. За годы своей деятельности ХИАС оказал содействие почти 5 миллионам человек и стал символом международной еврейской солидарности. Наши вызовы в Израиль, кстати, тоже пришли через ХИАС.

Неприятно было чувствовать себя неблагодарной свиньей перед людьми, столько сделавшими для нашей свободы, но мы шли в ХИАС, чтобы сказать свое твердое «нет». Виза у нас, конечно, в Израиль, но мы туда не поедем. На «исторической родине» еврейство считается по матери, это древняя традиция. Рожденный и воспитанный русской матерью, по этому пункту я не проходил. Далее — жена Галя, по паспорту Фарида Махмудовна, татарка. Сын Ринат, тоже наполовину татарских кровей. Мы — коренные ленинградцы. Галя говорит по-французски, я по-английски, на иврите не знаем ни одной буквы. Наше место явно в какой-то другой стране.

ХИАС смотрел на все иначе. К моменту нашей встречи агентство существовало почти сто лет. Несколько поколений его работников прошли через революцию, две мировые войны, подпольную работу в Европе в годы фашизма, сталинскую изоляцию СССР.

Теперь, благодаря поправке Джексона-Вэника, удалось приоткрыть границы брежневского Советского Союза для репатриантов на «историческую родину». Израиль в осаде, окружен враждебными странами, которые открыто хотят его уничтожить. Стране нужен каждый человек.

Офицер ХИАСа — женщина с пронзительным взглядом, как у орла, — билась с нами больше часа, убеждала и так, и этак. Порой даже казалось, что она права и нам надо передумать, но мы устояли. Наше дело передали в Рим, в Международный комитет спасения, International Rescue Committee, IRC.

Итальянцы произносили его «Ир-чи».

Переезд в Рим был тяжелым. Вагон сидячий, спали без белья, да и поезд оказался каким-то почтовым: расстояние в 750 километров ехали чуть не сутки.

Виды итальянской природы живо вызывали в памяти Русский музей — картины, писанные выпускниками Академии на стажировке. К своему удивлению, обнаружил, что сельское хозяйство в Италии находится в прекрасном состоянии и ведется исключительно аккуратно, хотя, быть может, окружающие поля, виноградники и тутовые плантации были приведены в порядок напоказ специально для проезжающих мимо иностранцев.

В Риме жизнь кипела ключом. Не успел я выйти на вокзал, как какие-то молодчики (наши фарцовщики наоборот) стали всучивать мне куртки под замшу, при этом тараторя без умолку. Тут выяснилось ещё одно преимущество Рима. В Вене, наверное, из-за усов, меня принимали за турка, что любому русскому человеку достаточно обидно. В Риме же напротив — со мной заговаривали как со своим, и долго нужно было объяснять, что я «sono russo» и «non parlo italiano».