Максим Артемьев - Гюго

Недаром и русские путешественники старались добраться до земель за Пиренеями — Василий Боткин (автор «Писем об Испании») и Михаил Глинка («Ночь в Мадриде» и «Арагонская хота») самые известные из них. Те, кто не доехал, как Александр Пушкин, пытались перенестись в мир Испании своими стихами и драмами, памятником чему стали «Каменный гость» и два шедевра лирики — «Ночной зефир струит эфир» и «Я здесь, Инезилья», в свою очередь получившие второе рождение в музыке того же Глинки и Даргомыжского. А Козьма Прутков высмеял романтические штампы о далёкой стране в шутливом стихотворении «Желание быть испанцем».

Действие «Эрнани» происходит в начале XVI века, а именно в 1519 году, в Испании (один акт также в немецком Ахене, где будущий император Карл V ожидает оглашения результатов выбора главы Священной Римской империи). В пьесе с избытком намешано романтических страстей — благородный разбойник, соперничающий за сердце юной красавицы со старым герцогом и самим королём, тройное самоубийство в итоге, неумолимые законы чести, тирады и дуэли. Сегодня «Эрнани» из-за своего романтизма воспринимается как чересчур декларативная пьеса, с преувеличенными чувствами и обилием невероятных ситуаций. Но в те времена она отвечала запросам публики, и даже такой бесконечно далёкий от Гюго по своим эстетическим воззрениям поэт, как Фёдор Тютчев, перевёл уже в 1830 году монолог Дона Карлоса перед гробницей Карла Великого, который начинался так:

Тютчеву удалось точно передать интонации, присущие Гюго, его возвышенный и образный язык.

Сын генерала, Гюго подошёл к постановке «Эрнани» по всем правилам военного искусства, отчего она вошла в историю как «Битва за Эрнани». Пьесу принял «Комеди Франсез» — цитадель академических вкусов, но её директор — барон Тейлор — отлично понимал необходимость прилива свежей крови. Именно он предоставил сцену Дюма с его «Генрихом III», а затем Альфреду де Виньи с переводом-переделкой из Шекспира — «Венецианский мавр». Но именно пьеса Гюго ознаменовала рождение романтического театра, поскольку он сумел придать спектаклю масштаб крупного общественного события, прекрасно понимая и используя то, что сегодня называли бы «пиаром».

Поскольку премьеры с не меньшим вниманием, чем друзья, ожидали противники романтиков, Гюго тщательно к ней готовился. Ему было полных 27 лет (премьеру наметили на 25 февраля 1830 года — накануне его дня рождения), но он уже считался признанным вождём, которому поклонялась романтическая молодёжь, составившая вокруг него кружок, прозванный «Малым Сенаклем». В него входили такие юные любители литературы, как Теофиль Готье, Жерар де Нерваль, Петрюс Борель. Им было 18-20 лет, и они горели желанием поддержать своего кумира. В будущем Готье и Нерваль, в меньшей степени Борель сами проявят себя как талантливые литераторы, особенно трагически закончивший свою жизнь Нерваль. А Готье станет другом Гюго, на чью смерть мэтр напишет одно из самых лучших во французской поэзии стихотворений, а его дочь — Жюдит — будет одной из пассий поэта, пережившего своего ученика.

Поскольку на спектакле возможны были различные провокации злопыхателей (а в те времена зрители бурно выражали свои чувства — освистывали, кричали, захлопывали), задача молодых сторонников Гюго заключалась в том, чтобы заглушать любые подобные попытки. Адель, жена поэта, активно подключилась к подготовке «спецмероприятий», и у неё собирались члены «Малого Сенакля», которым раздавали красные талончики с надписью «Hierro», что в переводе с испанского значило «шпага». По ним волонтёры Гюго получали пропуска на представление. Тщательно изучался план зрительного зала, чтобы рассадить своих сторонников так, дабы они могли моментально нейтрализовать враждебную вылазку.

Сам Гюго в это время занимался репетициями в театре. Тогда профессии режиссёра ещё не существовало, и автор обычно сам руководил репетициями. Так что спектакль «Эрнани» стал детищем Гюго во всех смыслах — и в писательском, и в режиссёрском. Молодого драматурга, который не поставил ещё ни одной пьесы, но уже успел попасть под запрет с «Марион Делорм», труппа «Комеди Франсез» встретила настороженно. Однако Гюго обладал многими талантами, в том числе умением преподать себя. Успевший ещё пообщаться с великим трагиком Тальма, который мечтал сыграть в драме нового типа, он понимал, как держаться с актёрами. Ведущая актриса «Комеди Франсез» мадемуазель Марс поначалу пыталась запускать шпильки автору, но Гюго быстро поставил её на место своими остроумными репликами. Впоследствии они стали друзьями. Театральные интриги, столь частые в актёрской среде, не причинили Гюго помех.

25 февраля всё прошло, как и планировалось. Гюго показал себя великим тактиком и стратегом одновременно. Теофиль Готье в розовом камзоле и аквамариновых панталонах, надетыми специально, чтобы шокировать чинную публику, управлял своим войском, которое не дало противникам ни единого шанса, чтобы сорвать успех пьесы. Зрители, напуганные присутствием банды длинноволосых буянов, вели себя смирно, отдельные шиканья тут же подавлялись бурными овациями, а то и угрозой применить силу.

Успех был полным. На последующие представления публика массово стекалась, привлекаемая не только литературными достоинствами пьесы, но и шумихой вокруг неё. Каждый хотел приобщиться к сенсации сезона. Всего она сыгралась в 1830 году 39 раз — отличный результат по меркам того времени. Отныне романтический театр заявил о себе во весь голос, и пьесы нового поколения вошли навсегда в репертуар французских театральных трупп. Что для Гюго было не менее значимым — успех зрительский подкреплялся успехом финансовым, полные сборы означали регулярные поступления в пользу автора. Поэт также выгодно продал текст «Эрнани» издателю.

Справедливости ради отметим — в целом романтики были неважными драматургами. Их достижения на поприще драмы не столь высоки, как у произведений Корнеля и Расина. Пьесы Дюма, Виньи и большая часть драматического наследия Гюго сегодня неактуальны и редко попадают на театральные подмостки. Единственным романтиком, чьи произведения остались в репертуаре французского театра, оказался Альфред де Мюссе, который при жизни вовсе не знал никакого успеха и поверил в то, что его пьесы не сценичны.

Секрет недолговечности успеха пьес Гюго заключается в том, что они были слишком «революционными», если так можно выразиться. Новизна и желание удивить оказывались в них самодовлеющими. В известном смысле они являлись авангардом, а «ничто не устаревает так быстро, как новизна», — как писал Поль Валери.