Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

Ревновал Фрэнк не напрасно: с водворением Джека на шлюпе к нему в каюту переселилась и Мэйми. Разумеется, инициатива принадлежала «королеве», а не «королю», который никакого опыта общения с противоположным полом, помимо семейного и очень скромного школьного, не имел. Понятно, что у этого события были последствия: приятные и — наоборот: Фрэнк затаил злобу и пообещал потопить «Рэззл-Дэззл», что не раз и не два попытался исполнить. Ну а «приятные»… С этим немного сложнее.

Прежде всего, кто такая Мэйми? Известно о девушке немногое. Она была старше Джека на год, отца и матери у нее не было, воспитывала ее тетка. Были сестра, помладше, и брат, постарше. Он занимался тем же устричным «бизнесом», но собственной лодки не имел, нанимался матросом. В том числе и к «Французу» Фрэнку. Последнего, видимо, считал достойным покровителем для сестры и был весьма недоволен, что она сменила «Француза» на юношу. О том, в каких отношениях Мэйми находилась с прежним владельцем шлюпа, мы можем только гадать, как, впрочем, и о том, действительно ли он собирался жениться на девушке. Скорее всего, нет: уж слишком резко она переменила покровителя. Биографы строят только предположения, предостерегая от поспешных выводов в духе нашей «свободной» эпохи. Дескать, не стоит предполагать, что с немолодым «Французом» (а затем юношей Джеком) у Мэйми была интимная связь. А тем более не следует мелькнувшую в одном из писем писателя ремарку, что они с Мэйми make love [56] Make love (англ.) — буквально: «заниматься любовью». , понимать в современном значении [57] См.: Haley J. M. Wolf. The Lives of Jack London. P. 35, 320. . Времена, мол, были другие, более целомудренные, потому всё скорее ограничивалось поцелуями при луне. Что на это ответить? Давайте вспомним мать писателя, ее отношения с мистером Чейни и мистером Смитом, вспомним Викторианскую Англию и печальные судьбы детей в рабочих семьях… Да и вообще, какие у нас основания считать, что нравы припортовой бедноты в США были точно такими же, как у американских девочек из состоятельного среднего класса? Так что, скорее всего, физическую сторону любви Джек Лондон познал именно с Мэйми на борту «Рэззл-Дэззл». Но любви в полном смысле этого слова у нашего героя к «королеве» не было. Об этом Джек Лондон прямо говорит в автобиографическом романе «Джон Ячменное Зерно». Такая любовь придет к нему позже, в образе совсем другой девушки.

Как бы там ни было, с Мэйми или без Мэйми (которая не только дарила любовь, но и создавала уют, готовила пищу), но эти несколько месяцев на борту собственного шлюпа, конечно, были для Джека очень счастливыми. Особенно по сравнению с тем, что было в его жизни до этого. Да и с тем, что будет после. К тому же тогдашнее существование Джека состояло не только из набегов на устричные плантации и чуть ли не ежедневного пьянства (в которое он, по его собственному признанию, все глубже и глубже «втягивался»). Было и то, что ему приносило самую большую радость. Но Мэйми тут ни при чем.

Интересное признание делает писатель в том же романе «Джон Ячменное Зерно»:

«Сколько я ни пил, <���алкоголь> не становился мне милее. Мне нравилось его умение создавать дружескую атмосферу и не очень нравился он сам. Находясь в обществе пьющих, я всегда старался поддерживать свое мужское достоинство, но в глубине души по-прежнему позорно мечтал о сладостях. Впрочем, я скорее бы умер, чем позволил другим узнать мою тайну. Зато спровадив “команду” на ночь в город, я предавался наедине своей страсти. Я шел в библиотеку, менял там книги, потом покупал на двадцать пять центов конфет разных сортов, какие можно долго сосать, шмыгал к себе на шлюп, запирался в каюте и, лежа на койке, часами блаженствовал за книгой, отправляя в рот одну конфету за другой. Вот тогда-то я действительно испытывал удовольствие. Четвертак, потраченный в кондитерской лавчонке, приносил мне куда больше радости, чем доллары, выброшенные в кабаках».

Ценная информация. Она красноречиво указывает на то, что было важнее всего для юного Джека Лондона. И так ли необходимы были ему «приключения»? Очевидно, что куда больше он ценил свободу — свободу заниматься тем, что нравилось: читать, развивать ум и воображение. Вполне здоровые наклонности. А «приключения»? Пил он только за компанию — чтобы поддержать дружбу и сделать приятное товарищам; таков был ритуал, и он ему следовал. «Пиратство» являлось только способом обеспечить свободу. Если бы Джек знал другие, более достойные средства добиться материальной независимости, вполне возможно, что он выбрал бы их.

На этом, пожалуй, можно закончить с «пиратским» периодом в жизни будущего писателя — недолгим, но очень ярким. А кому недостает живописных подробностей, адресуем всё к той же его автобиографической книге — «Джон Ячменное Зерно». Там их немало: и про пьянство, и про набеги, и про месть «Француза» Фрэнка… Насколько этим историям можно доверять, вопрос иной. Но, во всяком случае, они вызывают куда больше доверия, нежели те «приключения», что живописал в своем романе «Моряк в седле» Ирвинг Стоун, увы.

Итак, «пиратская карьера» Джека Лондона завершилась довольно скоро: через несколько месяцев после приобретения шлюп подожгли. Была ли то месть отвергнутого Мэйми Фрэнка, или причиной стала особенная удачливость «короля» в набегах, и «коллеги» просто устраняли конкурента, но ущерб оказался значительным. Необходимых средств, чтобы восстановить судно, у юноши, разумеется, не было. Какое-то время (едва ли продолжительное) он ходил «на дело» с одним из своих товарищей, «Тигром» Нельсоном, на его шхуне «Северный олень». О тех временах у Джека остались, видимо, очень яркие впечатления, если он так живописно впоследствии рассказывал о плаваниях на «Северном олене».

«Признаться, я никогда не жалел, — вспоминал он, — что провел эти сумасшедшие месяцы с Нельсоном. Уж кто-кто, а он умел водить судно, хотя каждый, кто плавал с ним, трепетал от страха. Ему доставляло наслаждение быть всегда на волосок от гибели, выкидывать номера, о которых другие даже не мечтали. У него была мания, что брать рифы позор. За время нашего совместного плавания я не помню, чтобы на “Олене” были когда-нибудь зарифлены паруса, даже при самом сильном ветре. Оттого у нас никогда не просыхала палуба».

Увы, «не просыхала» не только палуба. Вот вам пример из того же источника:

«Помню, раз мы с Нельсоном сошли на берег. У меня было в кармане сто восемьдесят долларов. Я собирался первым делом купить кое-что из одежды, а потом уже выпить. Мне необходимо было приодеться. Все мое имущество было на мне: рваные резиновые сапоги, которые протекали так, что вода в них, к счастью, не задерживалась, рабочий комбинезон за полдоллара, сорокацентовая ситцевая рубаха да парусиновая матросская шляпа. Другой шляпы у меня не было, так что эту приходилось носить и на берегу. Заметьте, что я не упоминаю ни белья, ни носков по той причине, что я их не имел. Чтобы попасть в магазин одежды, надо было пройти мимо десятка кабачков. Поэтому я, прежде всего, зашел выпить. До магазина одежды я так и не добрался. На следующее утро я вернулся на шлюп без гроша в кармане, одурманенный, но довольный собой, и мы отчалили. На мне было то же тряпье, что и раньше, а от ста восьмидесяти долларов не осталось ни цента».