Евгений Новицкий - Георгий Данелия

Столь умелые сценаристы, как Данелия и Токарева, сумели извлечь из данного сюжета массу комического (причем без всякой «горчинки», что для данелиевского кинематографа было в диковину со времен той самой «Я шагаю по Москве»). Сверх того — комедия должна была стать не просто юмористической, а и музыкальной. Летчик играет на трубе, Мишка — на гитаре, Танька хорошо поет… Да уж, ничего подобного Данелия никогда еще не снимал — да и Андрею Петрову, которого режиссер наверняка пригласил бы сюда композитором, пришлось бы попотеть. Как раз в то время Петров впервые писал песни для Эльдара Рязанова и его «Служебного романа» — и вряд ли ожидал аналогичного предложения от своего второго главного соратника — режиссера Данелии…

Работа над «Неромантичным человеком» шла полным ходом — сценарий одобрили, фильм запустили в производство, Данелия уже озаботился подбором актеров. Вдвоем с Токаревой они решили сходить в Малый театр — мол, если на сцене окажется подходящий для фильма исполнитель, сразу после спектакля зайдем за кулисы и пригласим на роль.

Но в тот вечер отнюдь не актер пробудил в Данелии творческий азарт, а друг режиссера, оказавшийся в зрительном зале, — писатель Максуд Ибрагимбеков. В антракте Георгий стал излагать приятелю сюжет своей грядущей комедии. Максуд без энтузиазма выслушал, а потом хмыкнул:

— Гия, прости, а что ты знаешь про русскую деревню? Пожалуй, это не совсем твоя тема… Вот то ли дело, помнишь, — глаза Имбрагимбекова вдруг загорелись, — ты рассказывал про горского летчика, который приковывал вертолет цепью, чтобы не угнали. По-моему, эта история интереснее. И у тебя гораздо лучше получится — абсолютно ведь твой материал!

Данелия промолчал, но Токарева все поняла по его лицу. Так прямо на глазах Виктории рассыпалась ее мечта о том, что выдающийся режиссер Георгий Данелия впервые поставит фильм по их совместному оригинальному (а не «по мотивам», как «Совсем пропащий») сценарию.

На обратном пути Данелия признался спутнице:

— Вика, прости, но я… не хочу снимать про Таньку Канарейкину.

— Так-так, — безэмоционально отозвалась писательница.

— Я хочу снимать про грузинского летчика, — продолжил Данелия.

— Тогда бери грузинского автора, — вздохнула Токарева.

— Да, надо пригласить Габриадзе, — согласился режиссер. — Но и твое соавторство мне по-прежнему нужно, Вика! Там ведь тоже будет про любовь, а лучше тебя это никто не напишет…

Вскоре в Москву прилетел Резо Габриадзе и поселился в гостинице «Россия», сыгравшей такую важную роль в фильме «Мимино». В номере Габриадзе трио соавторов и сочиняло этот сценарий, первоначально получивший придуманное Токаревой название «Ничего особенного». (Вспомним диалог главного героя с командиром экипажа почти в самом конце фильма: — «Валентин Константинович, хорошо, наверное, сейчас в горах, а?» — «Не… Ничего особенного». В другой сцене Валико так объясняет другу Рубену смысл песни «Чито-грито»: «Птичка, птичка, невеличка… В общем, ничего».)

В том же токаревском рассказе «Кино и вокруг» читаем: «Мы писали первую часть — высокогорную деревню, в которой живет наш герой. Деревушка — прообраз рая, где высокогорные луга небывалой красоты, красивая и добродетельная девушка играет на пианино, а по лугам бегают дети и с высоты вертолета кажутся цветным горошком. И все это так далеко от коммунизма.

Я сижу за машинкой и стучу как дятел. Резо Габриадзе меня не ценит, и все, что я предлагаю, ему не нравится. Он говорит так: “Это журнал ‘Юнóсть’ ”, делая ударение на букве “о”. Журнал “Юность” для Резо — это беспомощность и соцреализм. Я понимала, что Резо ревнует. Он не хотел делить славу на троих. Он хотел на двоих. Имел право. Я терпела».

В целом по «Мимино», как, пожалуй, ни по какому данелиевскому фильму, заметно, кто из соавторов за что отвечал. Начало про высокогорную деревушку — это, конечно, Габриадзе. Вся линия с Ларисой Ивановной — Токарева. Сам Данелия особенно чувствуется в гостиничных, судебных и заграничных сценах.

В прочих эпизодах вклад каждого из сценаристов, вероятно, присутствует в равных пропорциях, как, например, в этой издевательской пародии на обожаемое советским народом индийское кино (сцена из несуществующего болливудского фильма «Разбитое сердце», который крутит в своей деревне Мимино):

«Под пальмой стоял стол с золотыми ножками. На нем — рулетка. К рулетке подошел молодой человек прекрасной наружности, достал из портфеля толстую пачку денег и положил перед крупье — толстым человеком в голубом фраке и красной феске.

— Салям алейкум, — сказал он.

— Ты Али, сын бедняка Рустама, который влюбился в Сорею, дочь богача Максуда, и бросил родной дом и невесту? — спросил крупье.

— Да, я тот Али, который умирал от жажды в африканской пустыне, который перенес лихорадку в джунглях Бразилии. Я тот Али, который заживо гнил в соляных копях Борнео. Здесь все, что я заработал. Я ставлю на число “13” и отдаю себя в руки Всевышнего!

Подошла мулатка с подносом. Раздалась тихая сладкая мелодия, и девушка исполнила танец живота.

Молодой человек простер руки к небу.

Шарик остановился перед цифрой “13”.

Под открытым небом была натянута простыня. Шло кино. На лавочках сидели дети, старики и старухи, собаки и куры. Показывал и переводил с русского на грузинский Валико. Переводил страстно. Почти пел. Лали стояла в стороне, возле дерева. Смотрела то на Валико, то на экран.

В изумрудном зале дворца стояли аристократы. Молодой человек подошел к старику в желтых шальварах и поставил перед ним четыре чемодана.

— Здесь миллиард, — сказал он и посмотрел на рыжую черноокую красавицу Сорею.

Сорея улыбнулась ему, сверкнув золотыми зубами.

— Вы человек не нашего круга, — сказал старик.

Молодой человек со слезами на глазах посмотрел на Сорею, достал из кармана пистолет и выстрелил себе в висок.

— Прощай, Сорея, — прошептал он и упал на мраморный пол.

— Вай! — выдохнули зрители.

Симпатичный человек в черном смокинге склонился над несчастным:

— Я выдающийся врач. Я могу вас вырвать из когтей смерти.

Умирающий открыл прекрасные глаза и прошептал:

— Кувшин можно склеить — разбитое сердце никогда.

Валико выключил проектор, смахнул слезу и объявил:

— Все! Кино кончилось!

Зрители не расходились. Сидели ошеломленные зрелищем, шмыгали носами.

От дерева отделилась Лали.

— Дети, — сказала она официальным тоном. — Завтра после уроков мы обсудим этот фильм. Прошу всех подготовиться. Тема: “Любовь и дружба в капиталистическом обществе”».

Как помнится по самому фильму «Мимино», этого «официального» окончания сцены в нем нет, что и немудрено: при произнесении в кадре подобных речей «красивая и добродетельная девушка» Лали, пожалуй, стала бы неотличима от управдомши Плющ из гайдаевской «Бриллиантовой руки».