Евгений Новицкий - Георгий Данелия

Какому актеру это понравится?

Но я повторял ему: “Олег, не забывай, они приходят и уходят, а ты все время на экране. Тебе нельзя играть в полную силу, ты сейчас же надоешь зрителю. Ты должен раскрываться по крупицам, как бы нехотя, как бы несмотря на свою сдержанность”».

Напряженные отношения сложились у Данелии и с Нееловой — ему казалось, что актриса задает слишком много ненужных вопросов по поводу роли, а не получив устраивающих ее ответов, пытается привнести в образ Аллы ненужной отсебятины. В конце концов Данелия стал общаться с Нееловой исключительно через Александра Володина, которого просил постоянно присутствовать на съемках (что было нелишним: кое-какие места сценария были переписаны соавторами прямо на площадке).

Данелия, несомненно, воссоздавал в сюжете взаимоотношений Бузыкина и Аллы собственные отношения с Викторией Токаревой. На вопрос интервьюера «Московского комсомольца» в 2016 году, есть ли параллели между «Осенним марафоном» и ее романом с режиссером, писательница ответила утвердительно: «Параллели есть, потому что Александр Володин писал свою историю. У него была именно такая Алла, которую он очень любил. А у Данелия — другая история, и он пытался эту Аллу ко мне подтянуть. И к концу работы они даже поссорились».

И даже Наталья Гундарева, обожавшая Данелию как режиссера и человека, подчас не соглашалась с его режиссерскими решениями. В сценарии, скажем, не было памятной сцены с Бузыкиным, прячущим подаренную Аллой куртку в пианино (это один из тех случаев, когда «пригодился» присутствовавший на съемках Володин). Изначально эпизод предполагал долгий разговор вернувшегося под утро Бузыкина с женой, балансирующий на грани признания-непризнания, — прекрасный, разумеется, материал для актеров, но нужный ли для фильма?

«В том виде, в каком мы ее сняли предварительно, это была интересная сцена, — рассказывал Данелия. — Она кончалась иначе: жена говорила Андрею Павловичу: “Ну что, мужик, выкладывай всё, как есть!” И они садились за стол. И Бузыкин, решившись, начинал свою исповедь, правда, издалека. Иногда Нина, не выдержав, прерывала его. Она понимала, что сейчас он все скажет и прежняя жизнь будет невозможна. И так эта правда была страшна ей, что она сама уводила разговор в сторону. Так и получалось: еще ничего не сказано до конца, но отношения определились — яснее некуда. Она знает об обмане, она согласна закрывать на это глаза, только бы не было разрыва. И еще она надеется, что он одумается, опомнится, придет в себя… <���…>

После этой сцены можно было спокойно опускать занавес. Все остальное становилось ненужным. Разъяснением того, что и без того ясно. <���…> Я не сразу понял, что удавшейся сценой мы сделали сами себе харакири. Открылись раньше времени. Поставили сюжет в офсайд. Потом стал подозревать, что так именно получилось. Смотрю снова и снова, читаю сценарий, прикидываю так и эдак… Выхода нет. Надо переснимать. Уйти от законченности.

Вы бы слышали, как это восприняли актеры! Был просто бунт на корабле. “Такую сцену!” Оба — в один голос. “Да мы никогда так больше не сыграем!” Для меня же было ясно: сыграете так или не сыграете, но сцена должна быть другой. Фильм этого требует».

Артистами, исполнившими три главные роли (плюс бессменный Леонов), звездный состав «Марафона» отнюдь не исчерпывался. Горе-переводчицу Варвару сыграла Галина Волчек (в свое время, как мы помним, изобразившая и другую Варвару — Лоханкину в дебютной данелиевской короткометражке). На роль соседа Аллы дяди Коли Данелия хотел было взять старого знакомого Бориса Андреева, но в это время он болел. Тогда режиссер поступил самым напрашивающимся образом, пригласив на эту роль столь же популярного в 1940—1950-е годы Николая Крючкова.

Режиссер Владимир Грамматиков, незадолго до того экранизировавший данелиевско-токаревский сценарий «Шла собака по роялю», изобразил незадачливого Аллиного поклонника Пташука (как забыть его сокрушенный вздох: «Нелепая миссия!»), а режиссер Георгий Данелия — одноглазого фашиста из мифического телефильма.

Художником на «Осеннем марафоне» вместе с вдовой Бориса Немечека Элеонорой стал почтенный грузин Леван Шенгелия, работавший в кино с 1951 года, а оператором — блистательный ростовчанин Сергей Вронский (помимо данелиевских «Тридцать три» и «Афони» он ранее снял еще такие хиты, как «Братья Карамазовы», «Укрощение огня», «Табор уходит в небо» и «Трактир на Пятницкой»). Конечно, и сумрачные ленинградские виды в «Осеннем марафоне» камера Вронского засвидетельствовала необычайно элегично и элегантно.

Композитором же этого единственного «питерского» фильма Данелии в пятый и предпоследний раз (последний случится на картине «Настя») выступил гениальный ленинградец Андрей Петров, чью главную тему для «Осеннего марафона» можно признать едва ли не лучшим его сочинением, даром что другого такого же мелодиста в советском кино еще поискать: шедевров он и без того создал порядком.

Если Гию Канчели для фильма «Мимино» Гия Данелия просил написать мелодию в духе «Yesterday», то Андрею Петрову в случае «Осеннего марафона» режиссером был дан совсем иной ориентир: «Данелия нередко ставит мне какую-нибудь подходящую на его взгляд пластинку — современной или классической музыки. Например, когда началась работа над “Осенним марафоном”, он дал мне вначале послушать “Интермеццо” из Третьей симфонии Брамса, сказав, что эта мелодия примерно в духе того, что он хотел бы услышать в фильме. Потом он увлек меня звучанием старинной английской музыки, что в какой-то степени отразилось на музыкальной партитуре к “Осеннему марафону”».

Лишь про одного человека, связанного с «Осенним марафоном», можно сказать, что именно этот фильм по-настоящему его прославил. Речь, разумеется, о Норберте Кухинке — немецком журналисте, освещавшем советскую жизнь для западногерманских изданий «Шпигель» и «Штерн». С Кухинке дружил Юрий Кушнерев, который и познакомил его с Данелией. Георгий Николаевич остался от Норберта в восторге, но возникли сомнения: дозволят ли снимать в советской картине гражданина ФРГ? К счастью, умный человек посоветовал Данелии вовсе не заморачиваться по этому поводу, а утвердить Кухинке без всякого спроса. Мол, снимался же у тебя житель другой капстраны, Феликс Имокуэде, в «Совсем пропащем» — и ничего не случилось.

Ничего не случилось и в этот раз, разве что несколько пострадал моральный облик герра Кухинке (в точном соответствии с сюжетом фильма, где герой Леонова напаивает профессора Хансена до такого положения риз, что тот попадает в вытрезвитель).

Даже видавший виды Данелия был озадачен тем, сколь натурально интеллигентный Кухинке перевоплотился в своего героя — не перед камерой, а именно в жизни. «Вечером заходит: рубашка расстегнута до пупа, волосы дыбом, очки искривлены, одного стекла нет. И спрашивает: