Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

У неё хватило смелости спустя несколько недель явиться на дом к Байрону. Его не оказалось, но она потребовала, чтобы её впустили, и, увидав у него на столе книгу «Батек» Бэкфорда, написала на первой странице: «Помни обо мне». Байрон, вернувшись, увидел открытую книгу и слишком знакомый почерк. Он тут же написал:

Это было так характерно для Байрона — объединить любовника с мужем в обвинительном слове против женщины, самым большим преступлением которой было полюбить его.

Ему было довольно всего этого. Если любовь неизбежно ведет к таким перипетиям, единственный разумный выход — избегать женщин. Сама мудрая волшебница несколько раз заставляла его страдать. Независимая, изменчивая, она иногда позволяла себе, оставаясь подругой Байрона, заинтересоваться другим мужчиной. Лорд Оксфорд в таких случаях углублялся с еще большим рвением в непроходимые чащи своих лесов, а Байрон чувствовал, как его с безжалостной откровенностью отстраняют на время. Каждый раз он от неё самой узнавал истину, и его вдвойне огорчали её измены оттого, что он восхищался этой жестокой искренностью.

Они строили приятные планы путешествия в Сицилию втроем, когда вдруг лорд Оксфорд, которого надоумили какие-то родственники, вздумал приревновать, и, как это всегда бывает, в тот момент, когда у самого лорда Байрона было гораздо больше оснований для ревности. Супруга очень быстро утолила старческую ревность какой-то бальзамирующей ложью, но было решено, что они вдвоем с мужем отправятся путешествовать по Средиземному морю, и, как она написала Байрону, «они будут очень счастливы, и у них будет много детей». Они уехали 28 июня 1813 года. «Леди Оксфорд вчера пустилась в плавание, а теперь, моя дорогая леди Мельбурн, можете ли вы быть столь добры, чтобы никогда не упоминать о ней? Сказать вам правду, я чувствую себя несколько каролиническим по отношению к ней, чего я никак от себя не ожидал».

Было решено, что он поедет провожать лорда и леди Оксфорд до порта, но в последнюю минуту он от этого отказался, так как его сестра Августа написала, что приедет в Лондон, вынужденная бежать из дому из-за денежных неприятностей своего супруга. «Дорогая моя Августа, если бы вы только знали, от чего я отказался ради вас, не считая путешествия, вы решили бы, что я проникся необыкновенно братскими чувствами…»

Он еще не видел её после своего возвращения в Англию. Она жила в Сикс-Майл-Боттоме, в загородном доме по соседству с ньюмаркетским ипподромом, обремененная тремя детьми и денежными заботами. Её супруг, полковник Ли, эгоист до мозга костей, проводил жизнь в игре на скачках, увязая в долгах и одерживая легкие победы со своим другом, лордом Дарлингтоном, почти не виделся с женой, так как жил дома только во время скачек в Ньюмаркете. Она слыла верной супругой. Воспитанная богомольной старухой, бабушкой, она усвоила от неё забавный жаргон благочестия, который ей заменял мораль. В семье знали, что подарок от Августы Ли всегда будет Библия или молитвенник. Впрочем, её обязанности матери и хозяйки не оставляли ей времени думать о своих чувствах. Ухаживать за тремя детьми, из которых один уж непременно был чем-нибудь болен, отваживать кредиторов и букмекеров, вести переписку за мужа, неспособного написать письмо, — все эти мелкие повседневные заботы целиком заполняли её жизнь. Вряд ли можно было найти другое человеческое существо, которое существовало бы изо дня в день так, как она.

Байрон принял её у себя на Беннет-стрит днем, в воскресенье 27 июня 1813 года, и был очарован ею. Она не производила впечатления особенно хорошенькой на первый взгляд, но это зависело скорей от небрежности её костюма, — черты же были прекрасны. У неё был профиль Байронов, их забавная привычка проглатывать букву «р», капризное и немножко детское выражение лица и та же манера хмурить брови. Для Байрона, который так интересовался самим собой, было удивительным и приятным ощущением встретить этого нового самого себя в хорошенькой женщине.

Сходство обнаруживалось и в некоторых чертах характера. У неё была застенчивость Байронов, довольно-таки диких животных. Байрон и сестра, оба молчаливые в обществе, сразу почувствовали себя восхитительно просто друг с другом. Случилось ли это оттого, что она была его сестра, что у них было столько общих воспоминаний, начиная с беспечного легкомысленного отца и кончая саутуэллской вдовой-регентшей? С первого же дня установился живой и приятный тон разговора. Как жаль, что она замужем. Она бы поселилась с ним, была бы хозяйкой дома. Это куда лучше, чем жениться на незнакомой женщине. Он терпеть не может чужих, которые ничего не знают о вашей жизни, о ваших чувствительных струнах, о бедных ваших ногах, о жестоком детстве. А с Августой все так легко. Можно довериться вполне. Она относилась к своему «Baby Байрону» со снисходительной нежностью. В то же воскресенье, как только она ушла, он написал ей письмо:

«Моя дорогая Августа, если вы хотите пойти со мной к леди Дэви сегодня вечером, у меня есть для вас приглашение, вы там увидите г-жу Сталь, людей, которых вы знаете, и меня, которого вы не знаете, — вы будете болтать с кем угодно, а я буду наблюдать за вами, как за старой девой, которой грозит опасность остаться ею. Поступайте, как хотите, но если вы будете готовы к половине одиннадцатого, я за вами заеду. Думаю, что очутиться вместе в присутствии третьих лиц будет для нас обоих новым ощущением».

Он подчеркнул слово «ощущение». Разумеется, он уже изложил ей свою любимую теорию: «Только сильное ощущение дает нам сознание самих себя». Но излагать какие-либо идеи Августе было самым бесполезным занятием в мире. В её хаотическом и неустойчивом сознании мысли тотчас же ускользали к границам неопределенного. Вначале она все же из вежливости попросила показать ей его новые стихи, он сказал, что она в них ничего не поймет. Августа в ответ расхохоталась, в сущности, очень довольная. Любила забавляться, как ребенок. Одаренная, как и все Байроны, сильным чутьем комического, она очень удачно изображала всех в лицах, чем приводила Байрона в восторг. У неё был забавный стиль разговора — факты, о которых она рассказывала, были до такой степени окутаны туманом скобок, намеков, непоследовательностей, что, послушав её пять минут, уже нельзя было понять, о чем она говорит. Тут были — oh dear, oh dear! [33] О дорогой, о дорогой (англ.). — рассказы о болезнях детей, и тут же анекдот о королеве Шарлотте, у которой она была придворной дамой, потом вдруг вспоминала какой-то неоплаченный счет — oh dear! oh dear! — и покатывалась с хохоту. Байрон восхищался этой непоследовательностью, называл это тайнами Августы, «ее чертовскими crinkum-crankum» [34] Завитушки (англ.). . Он быстро усвоил с ней тон дружеской шутливости, свойственный скорее любовнику, чем брату. Она провела в Лондоне всего первую половину июля. Жила не у Байрона, но ездила с ним в театр, на балы в Олмэк и приходила к нему на Беннет-стрит. Хозяйство Байрона вела приходящая старуха, миссис Мюль; она была похожа на ведьму, отпугивала всех посетителей, но обожала Байрона, который был очень добр к ней. Прислуга, живущая на стороне, отдельный особнячок, ежедневные посещения почти незнакомой женщины — все это создавало классическую обстановку любовной связи; и с первого же дня в эти «необыкновенно братские» отношения вкрался элемент чувственности, тем более сладостной, что вначале она была бессознательной.