Александра Косарева - «Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Берия давно бы уже, еще в тридцать восьмом, закатал братьев Старостиных, чтобы от них даже шнурков не осталось. И Николай Старостин, лучший из них, был бы, наверное, еще тогда обречен.

Берия раз или два входил с этим вопросом к Хозяину.

Но Хозяин не разрешал — братья Старостины стали очень популярны в стране, почти как Любовь Орлова и Леонид Утесов.

И все же Берия выждет время и начнет «артподготовку».

3 сентября «Комсомольская правда» разразится статьей, где не окажется ни слова правды: «Чуждые нравы в обществе „Спартак“». Доносчик-аноним напишет: «Николай Старостин не стесняется залезать в общественный карман для удовлетворения своих личных нужд».

Я не уверена, но могу предположить, что Старостин встречался с Косаревым и пожаловался ему. Но генсек ЦК комсомола мог ему помочь в подобной ситуации — когда ты привязан к забору, а на тебя надвигается паровой каток?

30 октября газета вернется к этой теме и снова в хамской манере напомнит читателям о «чуждых нравах».

Что останется делать Старостиным? Они напишут письмо Сталину, а копию направят Косареву с такой пометкой: «…обращаемся к Вам как к действительному руководителю советской физкультуры и как к единственному члену Правительства, лично нас знающему…»

Братья-то напишут, но откуда им знать, что уже к этому времени судьба самого Косарева в комсомоле будет предрешена. НКВД начнет громить комсомол.

А Старостины? Хозяин снова притянет Берию за поводок и скажет: насчет братьев Старостиных пока даже не думай! Рано!

И только уже в дни войны, в мае сорок второго, — когда футбол точно перестанет быть главной новостью! — чекисты ворвутся домой к Николаю, ослепят фонариком, ткнут пистолетом в лицо. Заорут, чтобы немедленно вставал. Не позволят даже по-зимнему одеться, — в лучших традициях этого заведения имени сатаны! — затолкают в эмку, повезут на Лубянку.

Почти в точности так же, как и Косарева в ноябре 1938-го.

И там его ткнут носом в показания уже расстрелянного Косарева… Явная ведь фальшивка!

Мы с мужем дважды были в архиве ФСБ, просили показать протокол этого допроса. Нет его! Исчез протокол, как и десятки других важнейших документов! Как и личные письма, книги! Как и коллекция оружия!

Тут избитый Старостин с изумлением узнает, что Косарев на параде физкультурников готовил покушение на Сталина.

В ту же ночь чекисты арестуют трех его братьев, и — что особенно странно! — братья получат от Военной коллегии всего по 10 лет лагерей!

Мне хочется процитировать протокол допроса Николая Старостина, чтобы еще раз убедить читателей этой книги: ничего нового на Лубянке в методике допросов обвиняемых не изобрели.

«СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы обвиняетесь в преступной деятельности под руководством врага народа Косарева. Вы хорошо знали Косарева?

НИКОЛАЙ СТАРОСТИН. Насколько позволяло несколько лет совместной работы в спорте.

ВОПРОС: Ваши отношения были дружескими?

ОТВЕТ: Он постоянно оказывал «Спартаку» поддержку в решении организационных и хозяйственных вопросов.

ВОПРОС: Какие вы получали от него задания?

ОТВЕТ: Какие задания? Обыграть басков, выиграть первенство Союза, побеждать в международных встречах!

ВОПРОС: Не прикидывайтесь простачком! Речь идет о политических заданиях! Доказано, что Косарев примыкал к оппозиционной группировке. Нам известно, что вы вместе с братьями должны были во время парада осуществить террористический акт против членов Политбюро и лично товарища Сталина…»

Последний — это уже даже не вопрос, а истерика какая-то.

Через какое-то время на Лубянке будто бы опомнились, и Николай пишет:

«На одном из допросов следователь, видимо, решив сразу сбить меня с толку, спросил:

— Вы знаете Молотова?

— Его знает вся страна.

— Не валяйте дурака, вы лично с ним знакомы?

— Лично с ним не знаком, хотя мы виделись на приемах в Кремле, куда приглашались ведущие спортсмены.

— Кто в таком случае мог ходатайствовать за вас перед ним?

— Не понимаю, о чем идет речь.

— Почему он не подписал ордер на ваш арест в 1939 году?

— Думаю, на этот вопрос может ответить только сам Вячеслав Михайлович.

— Молчать!

Потом в своем «деле» я читал показания Косарева, которые он якобы дал во время следствия. Стало ясно, на краю какой пропасти я находился. Признавая себя виновным, Косарев «сознался» в том, что считал возможным, если понадобится, приступить к террору против руководителей партии и правительства, для чего организовал среди спортсменов боевую группу во главе с Николаем Старостиным.

Расчет был безошибочным — к 1942 году Косарев был расстрелян, а показания человека, которого нет в живых, — тяжелейшая улика, ее очень сложно опровергнуть. Затевалось «спартаковское» дело с заранее предрешенной концовкой. Оставалось соблюсти формальность.

Однако случилось непредвиденное: Молотов не подписал ордер на арест.

Воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь».

Строчка из прекрасного поэта Бориса Корнилова, также убитого Сталиным, когда ему был 31 год.

Наиболее отважные пели «в цепях звеня».

А музыка Дмитрия Шостаковича. Его косолапый вождь с тараканьими усищами приказал не трогать, не судить, не убивать, хотя Шостакович несколько лет жил, прислушиваясь к шорохам за дверью, а в прихожей стоял загодя собранный для тюрьмы чемоданчик.

В Лефортово утро встречало прохладой моего комсомольского дедушку в 6 утра. Как бы ни спал — вставай, голубчик. Надзиратели ходили между кабинетами и камерами, крича, как Красной армии: «Подъем-м-м!» И сразу начиналась поверка. Надзиратель называет фамилию — заключенный отзывается. До семи утра зэки прибирались в камерах, и потом раздавали кипяток и хлеб.

В двадцатые годы узников до обеда гнали на работу, но в сталинском Лефортово все оставались в камерах, ждали вызова на допрос. Отбой был в восемь вечера. Порядок не изменился.

Косарева вели на допрос, и стоило ему не ответить хоть на один вопрос, промолчать или сказать «не знаю», начинались побои.

Законны ли были избиения? Можно не сомневаться!

Как раз вскоре после того, как Косарева перевели в Лефортово, а именно 10 января 1939 года, тюрьма получила секретную шифрограмму Сталина. «Секретарям обкомов, крайкомов и руководству НКВД о применении мер физического воздействия в отношении врагов народа». Помимо всякой галиматьи, в ней содержится следующий вполне конкретный текст: