Александра Косарева - «Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Вообще-то, СССР унаследовал от старой России музыкальность. И часто не от хорошей жизни, не от достатка, как у зажиточных крестьян при царе, а от вечной тоски-кручины пели колхозницы на поле.

Пели мужики в кузове грузовика, в автобусе.

Пели в эшелоне, что вез людей на смерть.

Вождь всех этих народов и народностей, — собранных под одной крышей как бы добровольно и с ликованием, но потом, когда можно стало, мгновенно отколовшихся с такой дикой злобою на «русских угнетателей», что еще несколько лет стреляли в них и резали по окраинам бывшей советской империи, — так вот вождь и учитель этих народностей чутьем понимал: лучше пусть поют, чем ругают, а тем паче стреляют.

Он таким способом проверял на верность Сталину ближний круг, а заодно поваров, охрану, халдеев всех мастей и, конечно, случайных гостей своих вечеринок, в том числе и из братских стран.

Косареву приходилось не раз бывать на таких сборищах. Особенно во времена, когда он после избрания «младшим генсеком» вошел в такую фавору, что вассалы стали качать фарфоровыми головами, переговариваясь: ух, как Сталин Сашку-то приобнял! Наверное, смену себе готовит!

Известно было, что Сталин, в отличие от глав других стран, очень редко звал артистов, никаких «квартирников» тогда не бывало. Вместо артистов вождя развлекали соратники и друзья.

В середине тридцатых годов, уже на закате большевистской «демократии», когда в Волынском члены политбюро и партийные чиновники высокого ранга ходили друг к другу на пироги или блины, Сталин, особенно при живой жене Надежде, любил позвать гостей.

Косаревы были там уже после ее смерти.

Явился на дачу ординарец, передал приглашение от Сталина, и, когда они пришли с цветами и вином, Сталин, любивший тогда Косарева, обращался к ним запросто: Саша и Маша, садитесь, угощайтесь!

Иногда он просил сыграть и спеть то, что ему особенно нравилось. Про «Сулико» известно всем. Но не все знают, что он заказывал «Гори, гори, моя звезда» и слушал, замерев, прикрыв глаза ладонью…

О чем он думал? Один Бог знает.

Наверное, о тяжелой своей судьбе. О ноше генерального секретаря ЦК ВКП(б), лидера страны и главнокомандующего вооруженными силами. Страны, которая почти во все времена своей истории имела достаточно солдат и пушек, чтобы сломить хребет любому соседу, диктовать свои условия на Востоке, заставить считаться с собой главные державы мира, которые не желали признавать СССР сверхдержавой.

«Гори, гори, моя звезда…» Звезда Сталина горела в те годы ярко и надежно, как и рубиновые звезды над кремлевскими башнями, которые он развесил вместо крестов. Его план был не менее, чем планом дьявола, и он упорно продолжал строить свое парадоксальное государство — не на нефти, алмазах и золоте, как сейчас выстраивают Россию, а на рабстве и крови.

Сталин строил так, что через много лет гениальный русский поэт Иосиф Бродский напишет о нем:

«Он правил страной почти тридцать лет и все это время убивал.

Он убивал своих соратников (что было не так уж несправедливо, ибо они сами были убийцами), и он убивал тех, кто убил этих соратников.

Он убивал и жертв, и их палачей.

Потом он начал убивать целые категории людей — выражаясь его же языком: классы. Потом он занялся геноцидом.

Количество людей, погибших в его лагерях, не поддается учету. Как не поддается учету количество самих лагерей, в той же пропорции превосходящее количество лагерей Третьего рейха, в которой СССР превосходит Германию территориально.

В конце пятидесятых годов я сам работал на Дальнем Востоке и стрелял в обезумевших медведей-шатунов, привыкших питаться трупами из лагерных могил и теперь вымиравших оттого, что не могли вернуться к нормальной пище.

И всё это время, пока он убивал, он строил. Лагеря, больницы, электростанции, металлургические гиганты, каналы, города и т. д., включая памятники самому себе.

И постепенно все смешалось в этой огромной стране. И уже стало непонятно, кто строит, а кто убивает. Непонятно стало, кого любить, а кого бояться, кто творит Зло, а кто — Добро. Оставалось прийти к заключению, что все это — одно».

Косарев слушал умелую гармонь надзирателя военной тюрьмы и чувствовал, как его тюрьма, его одиночная камера отсчитывают дни и часы, которые ему осталось прожить. На этой земле. В этой стране, которую он тоже строил и в которую верил.

Как теперь говорят, «по жизни» человек веселый, жизнерадостный, смешливый, который умел так завести ребят словом, что те готовы были идти за ним, куда угодно — Косарев даже в камере пытался не унывать, вспоминая самое жизнерадостное, что удалось сделать комсомолу. Потому что времени у него тут было хоть отбавляй. Ну вот, например, как он вернул комсомолу гармонь.

Косарев, наверное, сам точно не помнил, с чего началась эта странная история. Может быть, еще с пензенских времен, когда Косареву было еще далеко и до Москвы, и до Кремля со Сталиным. Вроде бы с разговора в одной деревне с комсомольцами насчет того, что гармонь осталась единственно доступным инструментом (как теперь гитара!). Но кто владеет ею? Кулацкие сынки приманивают молодежь на свои посиделки.

Напомним, что шел 1928 год.

И в городе не лучше — с гармонью шатаются по улицам пьяные гуляки.

То, что гармонь почти всегда сопровождает пьяное застолье, Косарев вынес из детских впечатлений, с рабочей окраины. Еще с Большой Семеновской.

И к тому времени он уже прочел об этом у Горького в «Матери»:

«Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой выпивши и всегда сильно страдал от водки. Наутро болела голова, мучила изжога, лицо было бледное, скучное».

А что если заставить гармонь служить комсомолу? Такая мысль не приходила в голову ни одному из лидеров комсомола. А их сменилось уже пять, и у руля стоял Николай Чаплин, которого расстреляют в год ареста Косарева, в 1938-м.

Косарев решил заявить инициативу насчет гармони в прессе, и первой громыхнула «Комсомольская правда»: «Гармонь — на службу комсомолу».

Это все равно, как если бы в восьмидесятые годы провозгласили: «Гитару — в каждый двор!»

Однако же гармошка крепко ассоциировалась с пьяными разгулами и «мещанством», которого почему-то более всего опасались в молодежной среде СССР, как чего-то стыдного, хотя мещанин — это просто гражданин. И началась дискуссия. Стране грозил раскол. Одни ратовали за гармошку, другие выступали резко против.