Славчо Трынский - Не так давно

— Ну чего ты теперь хнычешь? — прикрикнул на жену отец Владо.

— Тяжело мне. Кто знает, что с ним будет. Как сказал «Пойду!», значит, все.

— И ушел. А плачем его не вернешь, — ответил отец.

— Знаю, что не верну, но ведь мать я ему — жалко мне. Кто знает, увижу ли я его еще раз.

— Только ты мать что ли? А те, кто уже больше года бродят по горам, — они что из навозной кучи вылупились? Их ведь тоже мать родила.

— Эх, каждая думает о своем. И им нелегко, но они уже свыклись.

— И ты привыкнешь. Пойми же в конце концов: Владо не по своему личному делу пошел, а по народному. Партия им дороже матери и отца. Как она скажет, так и будет, — уже успокаиваясь, сказал отец, но и в его словах чувствовалась какая-то ревность к этой партии, из-за которой люди покидают родной дом. Но нетрудно было понять, что не к партии надо ревновать, а к собственным детям, потому что честный человек ищет справедливую идеологию и отдается ей полностью. Плохой человек и эгоист не увлекается большими идеями, он служит золоту и собственному благополучию. «Все зависит от человека. В конце концов я сам виновен, что воспитал его таким», — решил он про себя.

— Сейчас и я поняла, что это так, — грустно отвечала мать. — Говорил он со Стефаном и Стояном о коммунизме, о партии, но чтобы они настолько увлеклись этой партией, все не верилось. Как приехал в отпуск, так не мог усидеть на одном месте. Все ходит, ходит, того зовет, этого зовет, его ищут, собираются, разговаривают, ссорятся, обвиняют друг друга, а дело-то все — в партизанстве. На днях говорю ему: «Владо, сынок, не уходи в лес. Стефан и Борис в тюрьме, не знаем, когда вернутся, и вообще, что с ними; Стоян куда-то исчез, о нем ничего не слышно. Побудь с нами. Для чего мы родили тебя, вырастили? Ведь и мы, как и другие люди, хотим видеть детей возле нас, радоваться им».

— А он что? Так сразу с тобой и согласился? — иронически спросил отец.

— Как бы не так — согласился! «Я, — говорит, — не могу остаться последним в этой борьбе. Это вопрос чести. Молодежь, которую я учил коммунизму, ушла в отряд раньше меня. Да разве могу я сидеть здесь сложа руки? Стыдно будет, мама, понимаешь, очень стыдно».

— А ты, ты согласилась с ним?

— Как это согласилась? Но я что, своей крови не знаю? Из пятерых, которых родила, сейчас только девочка с нами осталась. Остальные разлетелись как птицы…

Мать Владо не могла высказать всего, что легло на ее душу тяжелым грузом. Она снова заплакала, мысленно пошла по следам сына. Доброй бы им дороги и чтобы плохой человек не встретился на пути.

— Да не мучь ты себя, держись! — сказал отец. — Думай о хорошем, а не о плохом.

Ночь была темная, хоть глаз выколи. От края до края, куда только хватал глаз, небосклон был словно затянут тяжелыми свинцовыми облаками, готовыми в любой момент заплакать от собственной мрачности и неприветливости. Ивы распростерли свои голые, словно костлявые руки, ветви и, казалось, только и ждут, чтобы их кто-нибудь столкнул в глубокий овраг, где клокотали запоздавшие весенние воды. Напряженная и томительная тишина!.. Только крикливые совы нарушали глубокую тишину апрельской ночи.

Но на четырех молодых партизан, увлеченных разговором вполголоса, эта напряженная и томительная тишина не производила никакого впечатления. Глаза их настолько привыкли к темноте, что они даже не спотыкались о камни, то и дело попадавшиеся им на дороге.

— Да, Борко, прошло время фантазий и мечты, — обратился Владо к Борису Антову, словно завершая давно начавшийся безмолвный разговор. — Наступил, наконец, час, когда каждый из нас проверит, на что он способен. И это будет первым этапом нашего развития как коммунистов.

— Ты прав, Владо, партизанская борьба — самая лучшая проверка людей, а партизанская жизнь — самая красивая жизнь для человека. Здесь фронт, врага сразу видно — все, как на ладони, видно каждое село, за которое надо бороться, а в этих селах, брат, знаешь, какой народ, какой прекрасный народ стоит за партизан, — отвечал Борко с присущим ему простосердечием.

— Как вас встречает население? — полюбопытствовал Владо.

— Как? Очень здорово. Не знал, что у нашего народа душа так богата, а сердце так широко! Себя не пожалеешь ради народа с такой душой и таким сердцем.

— Это верно. Наш народ добр. Он не только сердечен и гостеприимен, он — народ борцов, народ с высокой политической сознательностью, который умеет быстро ориентироваться в обстановке, и не поздоровится тому, на кого он поднимет дубину.

— А как вы живете?

— Как? Очень просто. Приходим вечером в какое-нибудь село, блокируем его и перекрываем все входы и выходы. В это время на площади или в школе собирается все село. Все партизаны включаются в разъяснительную работу, а в конце кто-нибудь из руководителей произносит речь. После этого жители расходятся, и каждый приглашает к себе несколько партизан, чтобы их накормить.

— А после?

— Не торопись! После, когда люди наедятся, мы собираемся в определенном месте, производится проверка, снимается охрана, потом мы строимся, назначается охранение, и мы идем в другое село.

Четверо партизан долго разговаривали и настолько увлеклись, что не заметили ни рассвета, ни того, что уже находились на окраине села Проданча.

— Тихо! — предупредил всех Марин. — Приближаемся к селу.

Выбирать уже было нечего. Недалеко они увидели заброшенный сарай и, не думая, что лезут прямо в волчью пасть, вошли внутрь и там расположились. Решили провести здесь день, а вечером продолжить свой путь на Калну.

К несчастью, утром в сарай зашел хозяин. Увидя в их руках оружие, он прикинулся другом, назвал себя коммунистом и предложил им свои услуги. Сказал, что принесет какую-нибудь еду. Партизаны имели с собой запас, но не стали отказываться от его любезности. При этом они попросили хозяина последить за полицией и, в случае опасности, предупредить их. Вместо того чтобы пойти домой взять еду, Кирил Антонов замыслил гнусное предательство. «Сейчас самый момент заполучить некоторую сумму», — сказал он про себя и первым делом отправился к служебному телефону сельского старосты.

Пока он сообщал в полицию, друзья время от времени выглядывали из сарая и осматривались. Сарай находился на невысоком и голом хребте, который заканчивался широким каменистым оврагом с невероятно крутыми берегами. Вскоре пришел предатель и принес им еду, чтобы они в нем не усомнились. Какими глазами он смотрел на них, как мог он с ними разговаривать!

Получив сообщение из Проданчи, группа полицаев и жандармов села на грузовик и сразу же выехала. Вместе с ними отправились известные своим усердием агенты Димов, Тодоров и Китанов.

В селе Врабча — километрах в пяти от сарая — полицейско-жандармский отряд разделился надвое с целью перекрыть все дороги и, лишив партизан возможности уйти, схватить их живыми или убить.