Славчо Трынский - Не так давно

Видимо, где-то здесь и находится квартира Якима… Но вот мы уже миновали и село. Прошли по мостику, повернули направо, и оказались на широком лугу, через который протекала речушка, а по обоим ее берегам дремали ветвистые вербы. Я озирался по сторонам, приглядывался к вербам, рассчитывая увидеть среди них какое-нибудь строение, но тщетно — тут не было ни дома, ни кошары. Мы продолжали идти то в одном, то в другом направлении и уже забыли за разговорами, зачем, собственно, мы сюда пришли. Товарищ Яким с увлечением рассказывал о жизни профессионального революционера, посвятившего себя делу рабочего класса. Мне сейчас трудно воспроизвести в точности все то, что я услышал девятнадцать лет назад, да в этом и нет необходимости. Я попытаюсь лишь припомнить самое важное, то, что тогда произвело на меня впечатление.

В бедной семье, ютившейся в приземистой лачуге, было пятеро детей. Отец, не имевший ни клочка земли, вынужден был уходить на заработки в Румынию, где питался одной только мамалыгой. Дети росли почти без отца. Еще в начале первой мировой войны он попал в плен и вернулся уже в 1918 году. Самый старший из сыновей подружился с передовыми, сознательными ребятами и под их влиянием вступил в ряды социалистического движения. Следом за ним мало-помалу стали социалистами и остальные братья.

Один из братьев, о котором и пойдет речь, начал действовать с самых ранних лет: то бросал камни в местных заправил, то распространял листовки с воззваниями, за что в 1922 году его исключили из школы. Во время восстания 1923 года он снова себя проявил. Его включили в состав околийского комитета Болгарской рабочей партии как комсомольца, представителя молодежи. Молодой революционер изымал оружие у богачей и передавал его повстанцам. Полиция выследила его и решила арестовать, но он успел скрыться и четыре месяца находился в подполье.

События, однако, не стояли на месте, а развивались, а вместе с ними развивался и юноша. В 1925 году после провала подпольной организации он более пяти месяцев провел в тюрьме. Но едва он вышел на волю, как ему снова пришлось скрываться. Пробираясь от села к селу, от города к городу, он добрался до столицы. Когда тут некоторое время спустя вспыхнули крупные стачки, он принимал в них деятельное участие. ЦК партии отметил проявленную им активность и поручил ему работу инструктора. Это произошло в 1932 году. В то время создавались сельские комитеты по борьбе против правительственных мероприятий на селе, и товарищ этот получил возможность объездить почти всю страну. Его инструкторская деятельность продолжалась около трех лет. Затем по решению ЦК он был выдвинут на работу секретаря одного из окружных комитетов партии, насколько я помню, где-то на побережье Черного моря. Но и тут он не задержался долго. Ему сообщили, что он незамедлительно должен переправиться в Советский Союз. Он поехал на пароходе с одной из дунайских пристаней, но заметив, что за ним следит полиция, сошел на следующей пристани и вернулся в Софию.

— Ничего, — сказал ему один из ответственнейших людей партии, — тебе выпала честь нелегально переправить на советскую землю группу наших товарищей подпольщиков. Немедленно отправляйся в Бургас.

Товарищ этот тотчас же покинул Софию и вскоре был в Бургасе. Тут собралась целая группа — человек шестнадцать. На моторной лодке они ушли далеко в море. Четверо суток моторка блуждала без компаса по морю, перескакивала с волны на волну, металась из стороны в сторону; поднялся шторм, это было серьезной угрозой их жизни, многих одолела морская болезнь; кончилась вода, потом хлеб, но этот молодой парень не терял надежды: он крепко держал руль, и на пятый день утром, уйдя наконец от шторма, они увидели узкую полоску земли.

— Давай туда, но если услышишь болгарскую речь — сразу же поворачивай обратно, — сказали ему товарищи.

К полудню моторка приблизилась к берегу.

— Где мы находимся? — крикнул по-русски рулевой так, чтобы его услышали рыбаки, которые сосредоточенно глядели на воду.

— В Крыму, — ответили они тоже по-русски.

Услышав русскую речь, болгары были обрадованы до глубины души. Горячая надежда озарила их лица — наконец сбылась их мечта увидеть советскую землю.

— Теперь уж и умереть не жаль, — говорили товарищи и нетерпеливо зашлепали по воде не в силах дождаться, пока лодка причалит к берегу.

В зависимости от полученного задания, все прибывшие товарищи разъехались в разные стороны — одни отправились в Москву, другие — в Ленинград. Наш товарищ тоже попал в Ленинград и поступил учиться в партийную школу. Через два года он закончил эту школу, но как раз в это время его свалила коварная болезнь — гнойный плеврит. Предстояла нелегкая операция. Еще не совсем поправившись, он, по решению заграничного бюро партии в Москве, должен был вернуться в Болгарию. Там его сразу же по приезде схватила софийская полиция; его подвергали нечеловеческим истязаниям, но он никого не выдал.

Так как следственные органы не располагали достаточными материалами для предания его суду, он был выслан под надзор полиции в родное село. Но там он долго не задержался — тайком бежал, нелегально добрался до Софии, где принял на себя руководство партийной организацией одного из районов, а несколько позднее его ввели в состав окружного комитета партии и возложили на него заведывание и руководство работой в околиях, входящих в состав Софийского округа.

С глубоким вниманием и немалой завистью слушал я рассказ Якима. Это была, видимо, его собственная биография. Я завидовал ему во всем, завидовал тому, что ему посчастливилось видеть великую советскую страну, Неужели и мне выпадет когда-нибудь такое счастье!

Когда взошла луна и когда она зашла — я не заметил. Светало. На покрытых грязью дорогах заскрипели повозки. Начинался новый трудовой день. Мы вернулись в Софию. Отдохнувшие, бодрые люди спешили на работу.

Во время моего последнего пребывания в столице я встретился с товарищем Делчо Симовым из села Главановцы, Трынской околии. В 1942 году он проходил по большому судебному процессу почтовых служащих и был оправдан, но вместо того, чтобы выпустить, его отправили в концлагерь Крыстополе на побережье Эгейского моря под Ксанти, где продержали еще несколько месяцев.

Встретившись с ним после освобождения, мы договорились о его участии в подпольной работе.

У Делчо был старший брат Димитр. Когда я учился в Трыне, мы жили в соседних квартирах. Оба они уже тогда симпатизировали коммунистическому движению, но никакой активности не проявляли. Они очень увлекались химией, и не случайно в их семье позднее оказалось шесть химиков — Делчо и Димитр с женами и их сестра с мужем.