Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Я планировал отправиться в Лондон и показать «Огни большого города» английским зрителям. В Нью-Йорке я проводил много времени с Ральфом Бартоном, моим хорошим приятелем, одним из редакторов «Нью-Йоркера», который только что закончил работать над иллюстрацией нового издания бальзаковских «Озорных рассказов». Ральфу было всего тридцать семь, он слыл высокообразованным и эксцентричным человеком и пять раз был женат. Последняя женитьба, а затем развод повергли его в глубокую депрессию, и Ральф попытался покончить с собой, приняв слишком большую дозу чего-то там, уж не знаю чего. Я пригласил его отправиться в Европу в качестве своего гостя, полагая, что перемена мест благотворно повлияет на него. И вот вдвоем мы поднялись на борт «Олимпика» – того самого судна, на котором я вернулся в Англию в первый раз.

Прошло десять лет со дня моего последнего визита в Лондон, и я немного волновался, думая о новой встрече. Мне хотелось появиться там тихо, без лишнего шума, но в Англию я отправился на премьеру «Огней большого города», и мне нужно было сделать это событие значимым и известным. Скажу сразу, я не был разочарован размером толпы встречавших меня лондонцев.

В этот свой приезд я остановился в «Карлтоне» – этот отель был старше, чем «Ритц», и ближе мне по духу, он был свой, лондонский. Я занял великолепный номер и с грустью подумал, что уже привык к роскоши. Каждый день я входил в отель с ощущением того, что вступаю в рай. Быть богатым в Лондоне гарантировало восхитительную и полную прекрасных событий жизнь. Весь мир превращался в волшебный парк развлечений, и представление в этом парке начиналось с самого раннего утра.

Из окна своего номера я увидел несколько плакатов, развернутых на улице. На одном из них было написано: «Чарли, мы любим тебя, как прежде!» Я благодарно улыбнулся. Вообще говоря, пресса была ко мне более чем благосклонна, мне даже простили допущенный во время интервью пассаж. Журналисты задали вопрос о том, когда я планирую поехать в Элстри.

– А где это? – наивно спросил я.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись, а потом рассказали, что Элстри – это центр английской киноиндустрии. Мое смятение выглядело настолько искренним, что мне простили этот конфуз.

Второй приезд домой так же затронул мою душу и взволновал, как и первый, но был гораздо более интересным с точки зрения встреч со многими выдающимися людьми.

Мне позвонил сэр Филип Сассун и пригласил нас с Ральфом сразу на несколько обедов у себя дома на Парк-лейн и в поместье в Лимпне. Мы встретились с ним на ланче в ресторане Палаты общин, где он познакомил нас с леди Астор [96] Дочь американского миллионера Ч. Лэнгхорна, вышедшая во второй раз замуж за медиамагната У. Астора. Первая женщина, ставшая депутатом Палаты общин, нижней палаты британского Парламента (прим. ред.). . Через день или два она пригласила нас на завтрак к себе домой, на площадь Сент-Джеймс, 1.

Мы вошли в гостиную и словно очутились в Зале славы мадам Тюссо – нас окружали такие личности, как Бернард Шоу, Джон Мейнард Кейнс [97] Английский экономист, основатель кейнсианского направления в экономической науке (прим. ред.). , Ллойд Джордж и многие другие, но только живые, а не из воска. Леди Астор умело и со свойственной ей изобретательностью поддерживала живой разговор за столом, но ей неожиданно пришлось покинуть гостей, и в гостиной повисла напряженная тишина, но инициативу тут же перехватил Бернард Шоу, став рассказывать смешной анекдот о профессоре богословия Уильяме Индже, который однажды сказал, возмущаясь учением святого Павла: «Он настолько извратил учение спасителя нашего, что словно распял его вниз головой!» Шоу обладал редким и полезным даром приходить на помощь в самую трудную минуту. Он делал это охотно и с удовольствием.

За завтраком я разговаривал с экономистом Мейнардом Кейнсом и сказал ему о том, что в одном английском журнале прочитал о кредитной политике Банка Англии, который в то время еще находился в частных руках. Во время войны банк потерял свои золотые резервы, в хранилищах остались только иностранные ценные бумаги на сумму четыреста миллионов фунтов. Правительство обратилось к банку с просьбой о займе размером в полмиллиарда фунтов, но в банке, рассмотрев свои иностранные резервы, снова вернули их в депозитарии, а взамен выпустили государственный заем, повторив эту трансакцию еще несколько раз. Кейнс кивнул мне, подтвердив:

– Да, так оно и было.

– Но как же они вернули эти займы? – осторожно спросил я.

– Теми же самыми деньгами, не обеспеченными золотом, – ответил Кейнс.

В конце завтрака леди Астор вставила себе комедийные актерские зубы и изобразила чопорную викторианскую леди, ведущую разговор в аристократическом клубе верховой езды. Она с живостью рассказывала:

– В наши дни достойные британки скакали за гончими, как и подобает настоящим леди, а не верхом в седле, как это делают вульгарные никчемные девицы с американского Запада. Мы сидели на лошадях боком и скакали быстро и уверенно, не теряя при этом достоинства и привлекательности.

Леди Астор могла бы стать прекрасной актрисой. Она была отличной хозяйкой, и я благодарен ей за все вечера, во время которых мне удалось познакомиться со многими блестящими представителями английского общества.

После завтрака, когда остальные гости уже разъехались, лорд Астор пригласил нас посмотреть свой портрет, над которым работал Маннингс [98] Известен как один из лучших художников Англии, изображавших лошадей, и как откровенный противник модернизма (прим. ред.). . Мы приехали в студию и поняли, что Маннингс не склонен был пускать нас в свою «святая святых» и уступил только личной просьбе лорда Астора. На портрете лорд Астор был изображен на коне, в окружении своры охотничьих собак. Мне удалось потешить самолюбие Маннингса, когда я заметил, с каким талантом и знанием дела были выполнены первые эскизы собак, находившихся в движении, и как умело он все это перенес на холст.

– Я вижу прекрасную музыку движений, – заметил я.

Лицо художника оживилось, и он показал мне еще несколько набросков.

Через день или два мы завтракали у Бернарда Шоу. После трапезы мы вдвоем прошли в его кабинет, оставив леди Астор и остальных приглашенных в гостиной. Это была большая и светлая комната, окна которой выходили на Темзу. Надо сказать, что я читал мало его произведений, но, оказавшись напротив полки над камином, плотно уставленной книгами, написанными Шоу, я, как полный дурак, воскликнул:

– О, полное собрание ваших сочинений!

И тут до меня дошло, что Шоу мог позвать меня в библиотеку, чтобы узнать, что я думаю по поводу его книг. В мыслях я немедленно стал взывать к другим гостям – они так нужны были здесь, чтобы спасти меня, но нет, в воздухе сгустилась тишина, я отвернулся от полки, улыбнулся и сказал несколько лестных слов о такой большой и такой светлой библиотеке. Затем мы вернулись к гостям.