Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Когда дошла очередь до принца, он объявил, что оценил свою сексуальную привлекательность на три, гости дали ему четыре, а я – пять, в некоторых картах присутствовала цифра два. За общую привлекательность принц дал себе шесть баллов против восьми, которые получил от остальных. Я тоже дал ему восемь. За искренность принц поставил себе десять, в то время как другие дали ему в среднем три с половиной, а я – четыре. Это привело принца в негодование.

– Это самая лучшая из всех характеристик, которые у меня есть! – возмущался он.

Еще мальчишкой мне довелось прожить несколько месяцев в Манчестере, и я решил съездить туда, благо свободного времени было достаточно. Мне захотелось прогуляться по старым местам, потому что, несмотря на свой мрачный облик, Манчестер ассоциировался у меня с чем-то романтическим, с каким-то светом, пробивавшимся сквозь дождь и туман. А может быть, я подумал о тепле очага на ланкаширской кухне – или о доброте живших там людей. Короче, я нанял лимузин и отправился на север.

По дороге в Манчестер я заехал в Страдфорд-на-Эйвоне, где раньше никогда не был. Был поздний субботний вечер, и после ужина я решил прогуляться, надеясь, что найду дом, в котором жил Шекспир. Уже спустилась ночь, но интуиция заставила меня пройти вниз по улице и повернуть за угол, где я остановился, зажег спичку и прочитал: «Дом Шекспира». Я не сомневался, что меня привел сюда какой-то особый зов, возможно, меня позвал сам великий Поэт.

Утром следующего дня сэр Арчибальд Флауэр, мэр Страдфорда, встретил меня в отеле, а потом мы вместе пошли в дом Шекспира. Я никак не мог представить, что великий поэт жил именно здесь. Было просто невероятно, что такой ум мог зародиться или существовать в такой обстановке. Я мог вообразить себе фермерского мальчика, переехавшего в Лондон и ставшего успешным актером и хозяином собственного театра, но не более того. Ну не мог человек, ставший великим поэтом и драматургом и обладавший огромными знаниями о различных королевских дворах, кардиналах и королях, начать свою жизнь в маленьком домике в Стратфорде.

Меня не заботит вопрос, кто скрывался под именем Шекспира, – Бэкон, Саутгемптон или Ричмонд, но вряд ли это был тот самый мальчик из Стратфорда. Автор явно имел аристократическое происхождение. Игнорирование грамматических правил было не более чем инструментом высокого и талантливого ума. Побывав в доме и прослушав скупую информацию о несчастном детстве Шекспира, его средних оценках в школе и типичном деревенском мировоззрении, я никогда не поверю ни в какие метаморфозы, превратившие его в величайшего из поэтов. Блеклое и невыразительное начало всегда как-нибудь проявляется в творчестве даже самого гениального из всех гениев, но только не у Шекспира.

Из Стратфорда я отправился прямиком в Манчестер, где оказался в три часа дня. Было воскресенье, Манчестер пребывал в глубокой спячке – на улице не было ни души, поэтому я с удовольствием снова залез в машину и отправился в Блэкберн.

Во время многочисленных гастролей с «Шерлоком Холмсом» мы часто здесь играли, и я полюбил этот город. Обычно я останавливался в жилых комнатах небольшой пивной за четырнадцать шиллингов в неделю, включая постель и еду, а в свободное время играл в бильярд на маленьком столе. Кстати, в этом месте часто останавливался Биллингтон, известный английский палач, и я иногда играл с ним в бильярд.

Мы приехали в Блэкберн в пять часов вечера, но на улицах было уже темно. Я нашел свою пивную и заказал выпивку, меня никто не узнал. Персонал сменился, но мой старый друг бильярдный столик был на месте.

Из пивной я отправился на рыночную площадь, которая представляла собой огромное темное пространство в двенадцать тысяч квадратных метров, с тремя или четырьмя тусклыми фонарями. Здесь стояли несколько групп слушателей, внимавших выступавшим перед ними ораторам. Это было время тяжелой экономической депрессии.

Я переходил от одной группы людей к другой. Некоторые из выступавших были резки и решительны: один говорил о преимуществах социализма, другой – о коммунизме, а третий – о плане Дугласа, который вряд ли был понятен умам простых рабочих. Я с удивлением увидел еще одного оратора, старого викторианского консерватора, спешившего поделиться своими взглядами с другими.

– Вся беда в том, – кричал он, – что мы слишком долго жили не по средствам, а теперь, когда денег нет, существуем на подачки, которые разрушают страну!

Было темно, но не страшно, так что я не удержался и добавил свои пару пенсов в общую копилку:

– А не было бы подачек в виде пособий, на что бы мы все жили?

Меня поддержали несколькими криками: «Слушайте, слушайте!»

Общая политическая ситуация не сулила ничего хорошего. В стране было около четырех миллионов безработных, и это количество постоянно увеличивалось, а правительство лейбористов не предлагало ничего, что могло бы отличаться от предложений партии консерваторов.

Я отправился в Вулвич и там на выборном митинге услышал выступление мистера Каннингема-Рейда, представителя либералов. В его речи было много политической софистики, но не было никаких конкретных обещаний, и публика встретила его равнодушно. Рядом со мной сидела молоденькая работница, которая крикнула ему:

– Хватит уже болтать впустую, скажите лучше, что будете делать с четырьмя миллионами безработных, вот тогда мы и решим, голосовать за вас или нет!

Мне показалось, что у лейбористов был шанс победить на выборах, если только эта девушка выражала общее мнение и настроения людей, но я ошибся. После речи Сноудена по радио перевес политических сил оказался на стороне консерваторов, а сам Сноуден получил звание пэра. Так получилось, что я уехал из Англии, где консерваторы намеревались взять власть, а приехал в Америку, когда те же консерваторы готовились с властью расстаться.

Каникулы хороши тем, что ничего не надо делать. Я слишком долго путешествовал по курортам Европы, и знал почему. Я чувствовал себя растерянным, потерявшим цель. В связи с появлением звуковых фильмов я не мог определиться со своими планами. «Огни большого города» стали полным триумфом и принесли гораздо больше денег, чем любая звуковая картина того же периода, но я знал, что еще один немой фильм поставит меня в затруднительное положение, а я не хотел выглядеть старомодным и потерять популярность. Я все еще был убежден, что хорошее немое кино более артистично, хоть и соглашался с тем, что звуковые фильмы предлагали большую реалистичность характеров.

Иногда я подумывал о работе над звуковым фильмом, но мне становилось плохо от таких мыслей, потому что я понимал, что никогда не смогу достичь такого же совершенства, как в немом кино. Это означало полное расставание с образом Бродяги. Некоторые предлагали Бродяге заговорить, но это было просто невозможно, ибо первое же произнесенное им слово превратило бы его в совершенно другого персонажа. Более того, идея этого героя была изначально нема, как и его лохмотья.