Олег Будницкий - Люди на войне

Смерть могла настичь где угодно: группу офицеров стрелкового полка, при штабе которого служила Дунаевская, убило прямым попаданием снаряда в командный пункт. Их изуродованные трупы привезли на полковой перевязочный пункт (будто они нуждались в перевязке!) на дровнях.

С [майора] Бейгула кто-то успел стянуть валенки. У [старшего лейтенанта] Фогеля спустились брюки — видны были желтое тело и редкие волосы в нижней части живота. Жуть! Кто-то натянул край полушубка — прикрыть наготу, но заледеневшая пола приняла прежнее положение. А глаза убитого, черные, увеличенные, страшные остановившимся взглядом смотрели на нас.

Заметим, что дневники, как правило, вели люди, не находившиеся на передовой и не вступавшие в непосредственный контакт с противником. Борис Сурис и Ирина Дунаевская — военные переводчики, Борис Тартаковский — политработник; со временем стал политработником и Борис Комский. Марк Шумелишский служил в артиллерии по технической части.

Ситуации на войне бывали разные. Сурис пошел «в поиск» за языком вместе с разведчиками, что закончилось для него осколочным ранением. Тартаковскому приходилось сражаться на передовой в тяжелые дни кровопролитных боев на Кубани, когда каждый способный носить винтовку был наперечет. Дунаевская несколько раз была ранена (один раз довольно тяжело).

Тем ценнее записи, непосредственно относящиеся к боевым действиям. Среди доступных нам дневников выделяются в этом плане тексты Бориса Комского и Павла Элькинсона. Они лапидарны, лишены литературных изысков и точно передают атмосферу (я бы даже сказал, лихорадку) боя. Позволю себе привести обширные цитаты из кратких, дышащих достоверностью дневников Комского и Элькинсона.

Киевлянин Борис Комский начал свою войну в июле 1943 года. Его и его товарищей по Орловскому пехотному училищу (находившемуся в то время в эвакуации в Средней Азии — в Чарджоу) накануне выпускных экзаменов, не присвоив офицерских званий, бросили на Курскую дугу. Комский был сначала минометчиком, а после того как его миномет был уничтожен попаданием немецкого снаряда, оказался в пехоте. Лапидарные записи Комского, сделанные в июле — августе 1943 года, в разгар одного из самых кровавых сражений в мировой истории, по существу — хроника гибели его взвода и полка.

22 июля

Заняли огневую в глубокой лощине. Выпустили уже по десятку мин. Немец все время лупит по нам из артиллерии. Саша Оглоблин ранен в голову. Ушел в санбат. Вчера убили начштаба полка. За день мой миномет выпустил 45 мин. Это пока рекорд. Только что принесли тело сожженного заживо мл[адшего] л[ейтенан]та, попавшего в окружение с 12 ранеными.

23 июля

Сегодня — тяжелый день. За него немец далеко оторвался и, видимо, окопался и подтянул силенки. Прошли километров 15. Он все время лупит из артиллерии и минометов. Наша рота на марше только потеряла 3 человека — 1 убит.

26 июля

Впереди важная ж. д. станция в 12 км от Орла. Мы должны ее взять. Батальон сильно поредел. Осталось не больше 2 взводов. Комбату оторвало обе ноги, и он умер. Начштаба ранен. Под вечер старшины несли в термосах обед на передовую. Один из них играл на губной гармошке, другой сокрушался, что скоро надо нести ужин. Обоих убило.

Поредевший полк свели в один батальон. Однако просуществовал он недолго:

3 августа

Тяжелый день. Старшина Тыркалев, провоевавший два года, подорвался на минах. Рекомендовал меня в партию, а вчера написал мне боевую характеристику на медаль «За отвагу». Трое ранены. Пьяный комбат кап[итан] Форнель без артподготовки повел под бешеный огонь батальон, от батальона остались рожки да ножки, а ведь это уже сводный батальон со всего полка. Сам Форнель убит.

6 августа Комскому, как вскоре выяснилось, повезло — его ранили. Задним числом он записал обстоятельства боя в районе какой-то сожженной дотла деревни на Орловщине:

Один за одним выбывают люди. Наши опять остались где-то сзади. Ошков пополз к ним, обещал вернуться за нами: нас человек 5. По моему пулемету бьют немецкие пулеметы. Они нас видят, только пошевелишься — очередь. Мой второй номер Гриншпун тяжело ранен в ногу. Заговорил «Ванюша» («Ванюша» — разговорное название германского реактивного миномета Nebelwerfer. — О. Б.), Гриншпуна выносить некому и некуда. Ошкова нет. Я на минуту приподнялся, вижу — наши пошли лощиной слева, метрах в 700 от меня, добраться к ним крайне трудно: рожь кончилась. Все же приказал двум оставшимся ползком на палатке тащить Гриншпуна, а сам хотел поползти к нашим. И тут пришла и моя очередь: осколок мины стукнул в правую руку, санитар перевязал. Я спокойно, даже без усиленного сердцебиения, ожидал конца, спокойно отнесся к ранению и видел, как осколок вырвал клок мяса вместе с гимнастеркой. Я пополз рожью назад. Он все лупит по мне из пулемета, даже на колени стать нельзя. Кое-как добрался за обратный скат и пошел во весь рост… К вечеру добрался до санроты.

Комский оказался в госпитале. И здесь узнал о гибели всех своих товарищей:

19 августа

Тяжелый день. Пришел ко мне Годик Кравец, которого тоже привезли в наш госпиталь. Его ранило в ногу осколком 9 августа, через 3 дня после меня. Это был роковой день для нашей роты. По прихоти начштаба батальона, полного дурака, начали «улучшать» позиции и нарвались на заград[ительный] огонь немецких минометов. Убиты Яша Малиев, Исламов, Ошков, Михайлов, мл[адший] лейтенант Кушнерев. Из роты осталось 5 человек, из нашего взвода — никого. Это известие страшно подействовало на меня. Главное дело — Яша Малиев, дорогой товарищ, золотой парень. А вечером дивизии вывели на отдых и формировку. Сколько голов положено понапрасну из‐за косности командиров.

Битва на Курской дуге была, конечно, мясорубкой. Однако Красная армия продолжала нести тяжелые потери и в дальнейшем. Противник упорно сражался до конца. Особенно тяжелые бои шли в Венгрии. Одиннадцатого ноября 1944 года Павел Элькинсон записал:

Идут очень жестокие бои. Что ни день, то труднее. Враг не сдает без боя ни метра своей земли. Почти каждый день теряем лучших своих людей. 4/XI первые ночью вошли в г. Цеглед. Здесь убило нашего нач[альника] разведки. Что значит судьба человека. Ведь всего 1 минута, как я стоял с ним вместе. Я только отошел, как около него разорвалась мина.

Смерть могла поджидать и тогда, когда противник как будто не оказывал серьезного сопротивления. Три человека из части Элькинсона погибли, прикоснувшись к проволоке, протянутой вдоль берега Дуная, по которой противник пустил ток высокого напряжения (23 ноября 1944 года).

Часть Элькинсона двигалась по направлению к Будапешту. «Место красивое, курортное. Много садов, виноградников. Пьем вино и идем дальше», — записывает он 24 ноября.