Евгений Андреев - Небо вокруг меня

Пройден медицинский контроль, надето снаряжение, я проверяю на Валентине монтаж парашюта, приборов.

— Все в порядке, — говорю ему и улетаю на вертолете на полигон. Там мы стоим группой и напряженно всматриваемся в небо, оттуда должны появиться самолеты.

— Идут!

Действительно, появляется пара сверхзвуковых истребителей. Один чуть впереди, за ним справа — самолет с кинооператором. Я напряженно всматриваюсь в небо, боясь пропустить момент катапультирования… Над ведущим появляется дымок.

— Пошел!.. Включаю секундомер.

Все ближе к земле черная точка. В бинокль вижу: стабилизации нет, кресло стремительно вращается. Контрольное время на исходе. Напряжение нарастает. Но вот кресло «отстреливается», вспыхивает купол парашюта. Смотрю на секундомер — сорок пять секунд. Валентин верен себе, ждал раскрытия парашюта до последней секунды контрольного времени. Но вывод уже ясен: кресло не может обеспечить надежного спасания летного состава. Такое заключение и делает наша бригада.

Время шло. Мы занимались повседневной работой, но иногда наведывались на предприятие, где велись работы по устранению дефектов на катапультной установке. Через год катапультирование манекенов с различных высот и на различных скоростях полета показало, что установка доведена до нормы.

И опять слово за парашютистами-испытателями. Мы с Валентином летим на испытательный полигон. Снова тренажи, сдача зачетов. Прыжок предстоит сложный — высота двенадцать тысяч метров, скорость сверхзвуковая.

Спрашиваю Валентина:

— Ну как, готов? Может быть, я прыгну, ведь мне уже приходилось катапультироваться в этом режиме?

— Евгений Николаевич, — говорит Валентин, — разрешите мне закончить программу. А потом, вы еще не оправились от последнего катапультирования.

Действительно, при последнем катапультировании мне разбило лицо опытным гермошлемом, и хотя врач наложил швы очень аккуратно, шрамы еще заметны, они розовые и твердые.

Накануне испытаний прогуливаемся вечером возле гостиницы, обсуждаем предстоящий эксперимент, вероятность возможных отказов, необходимые в этом случае действия…

Утром все как обычно. Завтрак, врачи. Они наклеивают на Валентина датчики и облачают в высотный костюм.

Все готово. Садимся в автобус и едем к самолету. Валентин весел, шутит. У всех хорошее настроение, тем более, что погода весенняя, а эксперимент последний и после проделанной сложной работы предстоит возвращение домой.

У самолета специалисты вновь тщательно занимаются Валентином. Каждый, проверив свой узел катапультной установки, расписывается в ведомости готовности. Последним подхожу к Валентину я. Остекление гермошлема закрыто: идет десатурация — дыхание кислородом. Процесс совершенно необходимый для того, чтобы, дыша чистым кислородом, вытеснить из организма азот и тем самым предотвратить его выделение из организма на высоте. Если не проводить десатурации, то в полете пузырьки азота могут появиться в суставах рук, ног, причиняя при этом нестерпимую боль. Вот почему, оказавшись на большой высоте, все парашютисты как бы прислушиваются к своему организму, со страхом принимая всякие неудобства и малейшие боли за приближение кессонной болезни. В случае появления таких болей высоту полета нужно немедленно уменьшить, хотя бы на тысячу метров. Разумеется, повторять в этом случае набор высоты нельзя и, следовательно, выполнение задачи полета срывается.

Проверяю подсоединение приборов, монтаж запасного парашюта — все в порядке. Похлопываю Валентина по гермошлему, жму руку. Испытатель в ответ улыбается.

Проходит немного времени и на полосу, как и обычно, выруливает пара сверхзвуковых истребителей — первый с испытателем, второй с кинооператором на борту.

— Взлет разрешаю, — подается команда руководителя полетов, и пара, стремительно разбежавшись, уходит в весеннюю синь неба.

Идут минуты ожидания. Слышим команды штурмана наведения.

— На боевом! Пошел!

— Вот и все, — говорит руководитель полетов и протягивает мне руку. — Поздравляю!

— У нас это принято делать после приземления, — отвечаю я.

…Мы возвращаемся домой. Мерно гудят двигатели транспортного самолета. Кажется, никогда так не было тяжело на душе, Валентина больше нет… Трагическая случайность… Она бывает и в обыденной жизни, но с теми, кто идет первым, она случается чаще. Трудно свыкнуться с мыслью, что нет этого красивого, обаятельного человека. У него за спиной был Московский авиационный институт, звание мастера спорта, шесть мировых и всесоюзных рекордов. Он был среди тех, кто создавал и отрабатывал методику подготовки космонавтов, собиравшихся выйти в открытый космос. Помните, мир восхищался: «Первое шлюзование на борту космического корабля!». Задолго до этого Валентин поднимался в воздух на борту огромной летающей лаборатории, «плавал» в костюме космонавта по «бассейну невесомости», искал лучший, наиболее удобный вариант действий в космосе для первопроходцев Вселенной. А затем наблюдал за подготовкой космонавтов П. И. Беляева, А. А. Леонова, Б. В. Хрунова. «Хороший, толковый парень», — сказал о Валентине, вспоминая те дни, космонавт Алексей Архипович Леонов.

Листаю альбом фотографий. Валентин и Юрий Гагарин. Запись, сделанная рукой первого космонавта Земли: «Валентину Даниловичу с уважением. Гагарин». Портрет космонавта Комарова. Строчки на обороте: «Валентину Ивановичу Даниловичу с наилучшими пожеланиями. В. Комаров». А вот Данилович с легендарным летчиком-испытателем Гарнаевым.

Есть светлые, мужественные и очень скромные люди, к которым все относятся с большой теплотой. К таким людям принадлежал и Валентин Данилович!

В 1961 году мне довелось участвовать в установлении четырех групповых мировых рекордов. Два из них были на точность приземления, а два — ночной и дневной с высоты двенадцать тысяч триста метров с задержкой раскрытия парашюта. В этих прыжках нужно было дать заключение опытному комплекту кислородного снаряжения парашютиста-десантника.

Завоевание высоты — дело нелегкое. На протяжении всей истории развития авиации человечество стремилось выше поднять свои самолеты. И уже в ноябре 1935 года советский летчик Владимир Коккинаки на серийном отечественном самолете достиг высоты четырнадцать тысяч пятьсот пять метров, установив мировой рекорд. Это говорило о том, что наша авиация имеет огромные возможности для овладения высотными полетами.

Вслед за нашими летчиками на эти же высоты проникали и парашютисты-испытатели.

Чтобы подниматься на большие высоты, парашютист должен систематически тренировать свой организм, приучать его переносить пониженное атмосферное давление. При подъеме на высоту дыхание человека становится учащенным, увеличивается объем вдыхаемого им воздуха. На земле для нормального дыхания вполне хватает шести-семи литров воздуха в минуту. Вверху кислорода меньше, и на высоте около десяти тысяч метров парашютисту для поддержания жизни необходимо пропускать через легкие тридцать пять — сорок литров воздуха в минуту. Поэтому при полетах на высоте свыше четырех тысяч метров человек нуждается в искусственном кислородном питании.