Иван Мялицын - Генерал Рубцов

Теперь, когда все позади, можно подвести некоторые итоги, сделать выводы для нашей с вами практической работы.

Скажу без преувеличения, что бойцы и командиры Красной Армии проявили массовый героизм, упорство и смелость. Более тысячи человек из нашего соединения представлены к правительственным наградам.

Однако, откровенно заявляю вам, Ян Семенович и Иван Петрович, что вести активные военные действия в условиях глубокого снега и сильного мороза с засевшим в дотах и дзотах противником очень сложно. Оборонительные сооружения были сделаны вполне на современном уровне, хорошо вписаны в местность. Огневые точки противник умело маскировал. О характере и расположении укреплений наша воздушная разведка давала нам практически очень мало информации. Наше соединение действовало на главном направлении.

Заслуживают внимания высказывания одного финского офицера, с которым мне пришлось много разговаривать, и я о них хочу вам рассказать. Вскоре после объявления о перемирии были начаты переговоры сторон о порядке отвода войск бывшего противника и перемещении советских соединений и частей на новую границу. На переговорах я был в составе нашей делегации. В один из перерывов между заседаниями, когда я вышел в соседнюю, служившую курилкой, комнату, пришел сюда же руководитель финской делегации начальник артиллерии пехотного корпуса полковник Хеклин.

— Господин комдив Рубцов, я хочу говорить с вами в неофициальной обстановке. Я хорошо знаю вашу страну, два года работал в Москве.

— Где? И кем же? — спросил я его удивленно, услышав русскую речь из уст финского офицера, на переговорах не подавшего и вида, что он понимает нас без переводчика.

— Да, да, господин Рубцов. Я два года был военным атташе нашего финского посольства. Мне хочется высказать свои впечатления по ходу военных действий…

— Ну что ж, слушаю вас, господин полковник, — вступил в разговор я.

Сначала он говорил о малозначащих фактах и событиях. Об этой части разговора нет надобности что-то и рассказывать. Потом же Хеклин заявил:

— Артиллерия ваша действовала безукоризненно. Большинство потерь мы понесли от нее… А вот авиация, по-моему, выполняла задачи слабее. Да и у вашей пехоты не хватает выучки для действий в зимних условиях…

Я выслушал со вниманием Хеклина. Сами понимаете, лестная оценка действий нашей артиллерии представителем неприятеля вызвала у меня чувство гордости за страну, за нашу Красную Армию. В тот момент невольно промелькнула перед глазами картина развороченных железобетонных сооружений врага, и я сказал, что вполне согласен с такой оценкой действий советской артиллерии…

— Может быть, мне не следует вступать в спор с вами, господин полковник, по поводу оценки авиации. Но ведь наша авиация вынуждена была действовать в условиях плохой погоды и видимости, — сказал я. — Да и самое главное, наше командование, прибегая к использованию авиации, всегда учитывало, что подвергается опасности мирное население.

Сощурившись, он согласно закивал головой.

Ну а в отношении пехоты я ответил вопросом:

— Скажите, господин полковник, чьей пехоте было легче действовать? Вашей или нашей? Ваша отсиживалась за укреплениями непреодолимой, как все вы считали, линии Маннергейма, а наши бойцы вынуждены были лежать в снегу по нескольку суток. Но все-таки линии Маннергейма теперь нет…

Вот такой был у меня разговор с неприятельским полковником. Главный вывод, который я делаю, это необходимость боевой подготовки личного состава в значительно более суровых условиях. При тридцатиградусном морозе приходилось ночевать в шалашах из хвойных веток.

Пехотинцы должны хорошо ходить на лыжах, и не только ходить, но и вести бой.

Признаюсь, что комсостав стрелковой части слабо подготовлен к полевой фортификации, и тем более долговременной. Блиндажи, землянки, окопы мы сооружали медленно. Думаю, что все это надо учесть в практической работе.

Пишите мне, как идут ваши дела. Как оценила боевую подготовку зимняя инспекторская поверка? Очень хотел бы побывать у вас, поговорить, посоветоваться, если такая возможность представится, дорогие мои товарищи и друзья.

30 марта 1940 года.

Ф. Рубцов

«Время получения письма от Федора Дмитриевича, — вспоминает бывший военный комиссар 112-й стрелковой дивизии Иван Петрович Беляев, ныне генерал-майор в отставке, живущий во Владимире, — совпало со временем опубликования Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении отличившихся в войне против Финляндии бойцов и командиров Красной Армии. Мы были обрадованы, что в числе награжденных орденом Красного Знамени был и прежний наш командир дивизии Ф. Д. Рубцов, получивший новое звание — комдив. Вместе с Яном Семеновичем мы телеграммой поздравили Федора Дмитриевича с награждением орденом и присвоением звания, поблагодарили его за письмо, за советы, за прежнюю совместную работу, заверили, что уральцы сделают все, чтобы использовать боевой опыт соединений, полученный в боях на Карельском перешейке, выразили пожелание встречи. В Перми жила семья Федора Дмитриевича, и мы надеялись, что он приедет за ней. Но увы… Рубцов сам приехать не смог. А когда он был переведен на новое место службы, мы еще некоторое время переписывались. Эта переписка приносила немалую пользу нашей практической работе. Но предвоенная напряженность обстановки, большая занятость помешали в дальнейшем этой переписке».

В мае 1940 года Федору Дмитриевичу Рубцову присвоили звание генерал-майора, а в конце года он, получив назначение на должность командира 1-го стрелкового корпуса, вместе с семьей переехал в Западную Белоруссию, в город Белосток.

Нападение фашистской Германии на Польшу в сентябре 1939 года, быстрое продвижение немецких войск создали положение, потребовавшее от Советского правительства взять под защиту украинцев и белорусов, проживающих в восточных областях Польши. 17 сентября 1939 года Правительство СССР отдало распоряжение Главному Командованию Красной Армии вступить силами войск Украинского и Белорусского фронтов в западные области Украины и Белоруссии, заслонив братские народы от надвигающейся угрозы фашистского порабощения. Народные собрания провозгласили Советскую власть, а в ноябре 1939 года пятая сессия Верховного Совета СССР удовлетворила просьбы народов о воссоединении западных областей Украины и Белоруссии с Украинской и Белорусской Советскими Социалистическими республиками.

Теперь наша государственная граница проходила вдоль территорий, оккупированных германскими войсками.

Предстояли неотложные задачи укрепления западных границ. Кадровые военные, получившие боевой опыт в Финляндии, переводились сюда, в части и соединения Западного и Киевского особых военных округов. После войны с Финляндией вернулась в Белоруссию и 8-я стрелковая дивизия, которой раньше командовал Ф. Д. Рубцов. Теперь она вошла в состав 1-го стрелкового корпуса. В приграничных населенных пунктах Стависки, Щучин и Коженисто разместились 151, 229, 310-й полки дивизии.