Виктор Корж - Запас прочности

На рассвете 11 августа командир вышел из каюты и тихо спросил комиссара:

— Василий Семенович, ты спишь?

— Какой там сон! Лежу и мучаюсь, как и вся команда.

Я отодвинул тяжелую плюшевую портьеру.

— И вы не спите, — улыбнулся командир. — Идемте-ка в центральный пост. Возможно, удастся осмотреть горизонт.

Вошли втроем. Командир приказал усилить гидроакустическую вахту. Через несколько минут акустик Лямин доложил, что горизонт чист. Сергей Прокофьевич приказал боцману Пятибратову подвсплыть. Я занимаю свое место под рубочным люком против приборных щитов. В случае чего прикажу прибавить обороты электромоторам, чтобы помочь быстрее уйти на глубину. И вот почти через сутки слепого подводного хода командир поднимает перископ. Привычным жестом откидывает рукоятки, быстро вращает перископ вокруг оси. Потом устанавливает объектив прямо по курсу лодки, всматривается и обрадованно говорит:

— В точке рандеву нас уже ждут. А вот и Лавенсари. Можно сказать, дома…

Лисин опускает перископ:

— Боцман, на прежнюю глубину!

— Долго нам еще идти? — спрашивает комиссар.

— Часа два.

— Противника не видно? — спрашиваю я.

— Нет, не видно. Вас интересует, нельзя ли снять строгий режим?

— Так точно, товарищ командир.

— Пожалуй, можно.

В отсеках сразу все ожило. Матросы вскакивают с коек. В первом отсеке артиллерист Василий Субботин открывает парикмахерскую. Громко щелкая ножницами, он подравнивает шевелюру товарищам.

— Кто следующий?

Следующих много, поэтому в виде исключения Субботин усаживает меня без очереди. Я терпеливо сношу щипки тупых ножниц.

— Вас побрить?

Нет уж! Лучше сам. Поблагодарив самодеятельного цирюльника, иду к себе, во второй отсек.

Гидроакустик докладывает о шумах на разных пеленгах. Осторожно подвсплываем под перископ. Наконец звучит долгожданная команда:

— Продуть среднюю группу!

Старшина трюмных Нахимчук дует щедро, не экономя больше воздух высокого давления. Распахивается верхний рубочный люк, командир и несколько моряков выскакивают на мостик. Туда передают давно уже не применявшийся у нас мегафон — жестяной рупор.

Вокруг нас тральщики и морские охотники. Нам приказано следовать строго в кильватер за одним из тральщиков.

Действую больше по собственному разумению, не дожидаясь распоряжений по горло занятого командира. Продуваю главный балласт. Несколько раз выбегаю на мостик, чтобы по осадке корабля проверить, до конца ли осушены балластные цистерны.

Вдруг на мостике все громко заговорили, засуетились, показывая рукой в одну сторону. Посмотрел туда и я. В кильватерной струе нашего конвоя был ясно виден перископ какой-то подводной лодки.

Так вот почему наши гидроакустики слышали шумы с разных пеленгов! А на их доклад в радостной суете никто не обратил внимания.

Подозрительный перископ заметили и сигнальщики кораблей нашего эскорта. В небо взвились красные ракеты. Три катера ринулись в атаку. Вижу, как «МО-107» на полном ходу мчится на высоко поднятую трубу со стеклянным глазом. Гулко ухают взрывы глубинных бомб. Несдобровать вражеской субмарине!

Наша лодка ошвартовалась у пирса. Нас уже ожидала небольшая группа офицеров. Здесь были командир нашего первого дивизиона Евгений Гаврилович Юнаков, который сопровождал до Лавенсари подводную лодку «С-9», капитан 3 ранга А. И. Мыльников — командир этой лодки, инженер-капитан 3 ранга Сафонов, капитан-лейтенант Винник — дивизионный минер. Знал я в лицо еще одного офицера — командира базы острова Лавенсари. Все шумно приветствовали Сергея Прокофьевича Лисина, поздравляли его с успехом. Подали сходню, и мы попали в крепкие объятия друзей. Сафонов крепко стиснул мне плечи:

— Ну как? Ты что-то похудел, братец, а ведь харч подводный был.

— Посмотрим, как ты от него поправишься.

Но от шуток сразу переходим к делу. Советую другу взять у нас все резиновые мешки из-под дистиллята и наполнить их питьевой водой — в походе пригодится. Рассказываю о наших поломках и повреждениях, спрашиваю, есть ли необходимые запасные части.

Матросы маскируют лодку сетями. Работают с таким рвением, что даже Думбровский доволен:

— Шик, а не аврал. Здорово истосковались ребята по работе на чистом воздухе.

Гости обошли корабль. Подолгу рассматривали ржавые, искореженные листы легкого корпуса. Армейский полковник-артиллерист попросил показать ему нашу неисправную стомиллиметровку. Осмотрел, ощупал орудие, деловито потопал ногой по стальной палубе:

— Да, условия у вас особые. Тут не окопаешься. — О пушке сказал коротко: — С ней ничего не сделать. Менять надо. Не выдержала…

Я подумал: не только пушка не выдержала. Вон весь корпус лодки помят и зияет пробоинами. А сколько раз механизмы отказывали…

У инженеров есть термин «запас прочности». Он характеризует способность металла или механизма выдерживать нагрузки выше нормальных, расчетных. При строительстве подводного корабля конструкторы заботятся, чтобы придать его корпусу и всем механизмам повышенный запас прочности. И все же случается, что сдает самая крепкая сталь. А люди… Люди все выдерживают. Вот научиться бы такой запас прочности придавать металлу!

На острове завыла сирена. В небо взвились белые ракеты. Застучал крупнокалиберный пулемет. Слежу за черточками трасс его очередей. На большой высоте появились три черных крестика. Захлопали укрытые в лесу зенитки. Белые комочки возникли на пути самолетов. Один из «юнкерсов» отвернул. Другие прошли над островом. Три бомбы упали в воду, подняв высокие белые столбы, четвертая разорвалась на берегу неподалеку от пирса.

В сумерках мы отошли от Лавенсари. Сопровождало нас несколько тральщиков и морских охотников. Солидный эскорт для одной подводной лодки!

Не буду описывать встречу в Кронштадте. Была она торжественной и шумной, с оркестром и оглушительным «ура!». Каждого из нас обнял и поздравил член Военного совета флота А. Д. Вербицкий. Командир береговой базы поднес нам чистеньких, розовеньких поросят — традиционный подарок подводникам, вернувшимся с победой. Поросята, не понимая торжественности момента, визжат, норовят выпрыгнуть из рук.

Ко мне сквозь толпу встречающих пробились помощники флагманского инженер-механика бригады Борис Дмитриевич Андрюк и Александр Кузьмич Васильев. Забрасывают вопросами. Я взмолился:

— Сначала вы расскажите, что нового в Кронштадте, в Ленинграде. Ведь полтора месяца нас не было…

— Потом все расскажем. А сейчас показывай свой корабль. Покажи все как есть, пока ничего не драили и не красили.

Они лазали по отсекам и выгородкам, проверяли каждый механизм. Я терпеливо водил их, показывал, рассказывал, хотя всем сердцем рвался на берег. Нет, я не обижался на их дотошность и не обвинял своих друзей в черствости. Они делали большое дело, хотели, чтобы наш опыт помог другим, тем, кто собирается в новые походы.