Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

Обо всем этом нам стало известно значительно позже. А в те апрельские дни 1943 года от нас требовали максимального внимания к инженерному оборудованию позиций, созданию и совершенствованию сети командных и наблюдательных пунктов, организации учебы в подразделениях, постепенного накопления боеприпасов, приведения в полнейший порядок вооружения и средств связи.

Кстати, средствами связи к весне 1943 года мы были укомплектованы прекрасно. Помимо отечественных, штатных радиостанций в полку появилось и немало трофейных. Радисты довольно быстро освоили их. Однако новый помощник начальника связи по радио старший лейтенант М. А. Ландман ставил перед собой куда более широкую задачу: пусть если не все, то большинство красноармейцев, сержантов и, конечно же, офицеров научатся поддерживать связь. Речь, разумеется, шла не о глубоком изучении станций, а о приобретении минимальных практических навыков. И Михаил Абрамович не жалел сил и времени для того, чтобы воплотить свои замыслы в жизнь.

Несколько забегая вперед, должен сказать, что его настойчивость, умение смотреть вперед не пропали даром. С началом Курской битвы мы на практике увидели, что радиосвязь куда надежней телефонной. Кабельные линии, как ни укрывали, как ни маскировали их связисты, часто выходили из строя. И в этом нет ничего удивительного. Плотность артиллерийского и минометного огня была столь высока, что буквально каждый клочок земли перепахивался разрывами. Где уж тут уцелеть проводу, который тянется на километры!

Во второй половине апреля по-летнему жаркое солнце быстро подсушило землю. Работы по инженерному оборудованию оборонительных позиций стали вестись еще более интенсивно. Я не случайно вновь возвращаюсь к этому вопросу, ибо глубоко убежден, что именно этим в значительной мере определился наш успех в последующих боях.

В те дни мне часто доводилось бывать непосредственно на переднем крае: изучали местность, намечали ориентиры, контролировали ход занятий и тренировок, согласовывали и уточняли порядок взаимодействия со стрелковыми частями в той или иной обстановке. И всякий раз бросалось в глаза, что совершенствование инженерных сооружений, которые, казалось бы, уже и так отвечают самым высоким требованиям, не прекращалось, шло полным ходом.

На первой позиции, например, пехотинцы отрыли четыре линии траншей полного профиля. Все они соединялись ходами сообщения. На второй позиции было подготовлено две линии траншей, на третьей — одна. Повсюду оборудовались землянки, блиндажи, причем такие основательные, добротные, что иным и прямое попадание снаряда среднего калибра не могло принести вреда.

Этим дело не ограничивалось. Вовсю шло оборудование наблюдательных пунктов, отсечных позиций. Немалая часть личного состава готовила противотанковые рвы. Помимо этого саперы закладывали перед передним краем, а кое-где и в глубине обороны минные поля, устанавливали проволочные заграждения и так называемые малозаметные препятствия (МЗП).

Заметны были и некоторые новшества. Раньше, скажем, наши танки, как правило, укрывались где-то в рощах, балках, что в значительной мере снижало их возможности при отражении вражеских атак и контратак. На последнем этапе боев под Сталинградом мы неоднократно видели фашистские танки, закопанные в землю так, что только башня оставалась наверху. Вначале считалось, что это вызвано острой нехваткой горючего. Так оно, вероятно, и было. Но вскоре стало ясно и другое: танковая башня — прекрасная огневая точка. Осколки ей не страшны. Что касается прямого попадания снаряда, то ведь еще надо попасть, да под определенным углом, чтобы избежать рикошета. А это даже для самого опытного, бывалого наводчика при самых благоприятных условиях задача далеко не простая.

Но если так поступал, и небезуспешно, противник, то почему бы и нам не взять на вооружение подобный прием? Однако применять его мы стали с некоторыми весьма существенными усовершенствованиями. Для танков отрывались глубокие, такие, чтобы только башня торчала над землей, окопы с относительно отлогими аппарелями. В ходе отражения вражеского натиска в распоряжении обороняющегося появлялась дополнительная огневая точка. А перед самым началом нашей атаки танк по команде выходил из окопа и действовал, как обычно. Не надо было его предварительно откапывать.

Не буду утверждать, что этот прием — именно наше новшество. Не исключено, что на других участках фронта такой весьма эффективный способ использования танков применялся и ранее. Но лично я увидел все это впервые под Курском, в танковом полку, который был придан нашей стрелковой дивизии.

Наши работники служб тыла, практически ежедневно выезжавшие на тыловые базы и склады, рассказывали, что интенсивные инженерные работы ведутся повсюду в полосе глубиной до 250–300 километров. Таким образом, судя по всему, речь шла о создании прочной, глубоко эшелонированной обороны.

Само собой разумеется, что и мы, артиллеристы, старались не отставать от пехотинцев и танкистов во всем, что касалось инженерных работ. Начали, как и полагается, с оборудования основных огневых позиций, командных и наблюдательных пунктов. Едва только они были готовы, принялись за сооружение запасных и ложных. Бои на Дону, под Сталинградом и в этом отношении многому научили нас. Теперь даже необстрелянные новички вслед за ветеранами полка часто повторяли: «Чем больше пота, тем меньше крови!»

Вот написал сейчас «необстрелянные новички» и задумался: правомерно ли говорить так? Ведь у читателя помимо воли может сложиться впечатление, что всю весну и начало лета 1943 года мы занимались исключительно оборудованием позиции, повседневной боевой учебой и прочими, относительно «мирными» делами. А в сущности, все обстояло далеко не так. Конечно же, на фронте есть периоды горячих боев, есть периоды сравнительного затишья. И тем не менее нельзя забывать, что все это время наш полк находился на передовой и пушки наши отнюдь не молчали.

Чуть ли не каждый день от стрелковых подразделений поступали заявки на подавление вновь выявленных вражеских огневых точек или на открытие огня по скоплению техники противника. И вот уже заговорили пушки.

Гитлеровцы, естественно, тоже не остаются в долгу. Они стремятся нанести огневой удар по нашим батареям, мы — по их. И, как говорится, пошло-поехало. Такие артиллерийские дуэли продолжались порой по нескольку часов подряд. Так что новички у нас в полку были, а вот необстрелянными их называть, пожалуй, будет несправедливо.

Но все это — уничтожение вновь выявленных огневых точек, контрбатарейная борьба — было нашей повседневной фронтовой работой. Поэтому, думается, и нет смысла останавливаться на ней более подробно. А вот кое о чем, на мой взгляд, следует рассказать. В частности, о том, как мы сооружали ложные огневые позиции.