Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

А еще через некоторое время мы получили приказ следовать на станцию Гумрак. Там полку предстояло грузиться в железнодорожные эшелоны. Сроки для совершения марша и погрузки отводились весьма сжатые.

И вот уже мерно стучат колеса. На улице вовсю бушует вьюга, а в товарном вагоне, где разместился штаб, по-своему даже уютно. Подвешенный к потолку фонарь освещает вагон. Только раскачивается так сильно, что наши тени скачут по стенам как сумасшедшие. В самом центре вагона — раскаленная чуть ли не докрасна круглая железная печь. О топливе можно не беспокоиться. Им запаслись вдоволь. Помимо дров в углу, который свободен от нар и ящиков, высится целая гора негодных автомобильных покрышек, снятых с разбитых немецких автомашин. Резина горит так здорово, что труба становится вишневой и начинает гудеть басом. Правда, дымят автопокрышки нещадно, но на ходу поезда этого не чувствуешь.

Только что поужинали. Кто-то взял в руки баян и неторопливо перебирает клавиши. Вот уже, словно родившись из дробного перестука колес, звучит в вагоне мелодия о далеком доме, о девушке, на окошке у которой горит огонек. Хорошо, тепло становится на душе.

А мне, чувствую, что-то нездоровится. Видно, простудился на ветру в то время, когда грузили на железнодорожные платформы пушки, автомашины, боеприпасы.

Сразу же после ужина прилег на нары. Устроился поближе к печке, закутался в полушубок. Думал, что сразу засну, но долгое время лежал просто так, закрыв глаза. И конечно, вновь одолевали мысли о доме, о семье. Как они там? В последних письмах жена писала, что подумает о том, чтобы перебраться с Кавказа в Ташкент. Но осуществила ли она свои планы? Во время боев под Сталинградом писем мы фактически не получали. Так что можно было лишь гадать, что сейчас дома.

А может, уже снялась Люба с места и живет в Средней Азии у мамы? И тут же перед глазами появилось мамино усталое, родное лицо. И руки, никогда не знавшие покоя. Семерых детей вырастила она…

…И вот уже отец, будто живой, стоит перед глазами. Его тоже не баловала судьба. С превеликим трудом сумел он в детстве закончить три класса церковно-приходской школы. Затем батрачил в деревне, работал переплетчиком в частной мастерской, был простым железнодорожным рабочим в Казахстане, куда его в 1905 году сослали как недостаточно благонадежного. После Октябрьской революции взялся за винтовку, чтобы никогда не было возврата к старому.

Когда отгремели бои гражданской войны, отец возвратился в родную деревню. Был там секретарем, позже председателем сельского Совета, воевал с местными кулаками, с бандитами. Спустя несколько лет в Самаре поступил на курсы железнодорожных служащих. Успешно окончил их. Встал вопрос о месте дальнейшей службы. Отец попросился обратно в Казахстан, на станцию Чинли Ташкентской железной дороги. Что ни говори, все-таки уже знакомые места. Там и жил он все последующие годы, там и похоронили мы его в тридцать восьмом, трудном для нашей семьи году…

А поезд все шел и шел на северо-запад от Сталинграда. По-прежнему раскачивался фонарь, по-прежнему плясали тени на стенах вагона, гудело, бесновалось пламя в раскаленной чуть ли не докрасна печурке. И каждый час пути уносил нас все дальше и дальше от той необычной тишины, к которой мы никак не могли привыкнуть и к которой пока еще никто из нас не имел права привыкать.

Как ни кидало, как ни бросало нас в стареньких, отчаянно скрипящих товарных вагонах, но мы получили полную возможность убедиться в том, что железнодорожники прекрасно знают свое дело и, несмотря на трудности, работают действительно по-фронтовому. Ехали почти без остановок. Не прошло и двух суток, как наши эшелоны прибыли к месту назначения — на станцию Елец. Остальные части 67-й гвардейской дивизии разгружались или здесь же или неподалеку, на маленьких станциях.

11 марта походным порядком выступили по маршруту Ливны, Колпны, Свобода, Курск. Марш проходил только ночью, при полной светомаскировке. Единственно, чего опасались мы, — оттепели. Пока еще дороги, скованные зимними холодами, не доставляли нам особых хлопот. Но легко было представить себе, во что превратятся они при малейшем потеплении.

Лично у меня в ту пору были и другие заботы. Дело в том, что еще в декабре 1942 года из полка убыл наш комиссар К. И. Тарасов (мы так и продолжали его называть). Ушел на повышение и Вениамин Александрович Холин. Его назначили командующим артиллерией 51-й гвардейской стрелковой дивизии. Уехал учиться ПНШ-1 капитан Петр Иванович Шандыба. Майор Д. Ф. Ставицкий стал командиром артиллерийского полка в 375-й стрелковой дивизии. Заместителем командира того же соединения по тылу назначили Евгения Ивановича Темирханова. Потеряли мы, как я уже упоминал, некоторых товарищей в боях по ликвидации окруженной группировки под Сталинградом. Словом, тех, с кем довелось воевать с самого начала, в полку осталось не так-то много. А мне в довершение всего было приказано временно исполнять обязанности командира части. Так что, думаю, вполне можно понять мои волнения, переживания и тревоги.

Несколько дней дивизия находилась в резерве Центрального фронта. Затем — снова в путь. Теперь — в район города Обоянь, где развернулся командный пункт Воронежского фронта. Тут стало известно, что 67-я гвардейская стрелковая дивизия, в состав которой по-прежнему входил полк, остается в 21-й армии.

Обстановка на нашем участке фронта складывалась, к сожалению, не в пользу советских войск. В начале месяца гитлеровцы нанесли сильный удар из района Люботина, 16 марта сумели вновь овладеть Харьковом и пытались развить успех на белгородском направлении. Нам, уже не раз встречавшимся с врагом в подобных ситуациях, было предельно ясно, как трудно сейчас приходится тем, кто сдерживает яростный натиск. Вскоре поступил приказ: двигаться в сторону Белгорода. Однако к вечеру стало известно, что нас задерживают. Почему? Лишь поздно ночью наконец все стало ясно.

— Вот что, Ковтунов, — сказали мне, — завтрашний день отводится вам на то, чтобы люди привели себя в полнейший порядок…

Что означает привести себя в полнейший порядок? Я, откровенно говоря, не совсем понял, что под этим подразумевается. Однако мое недоумение тут же рассеялось, как только было сказано, что нашему артиллерийскому полку будет вручаться гвардейское Знамя.

Весть о предстоящих торжествах молнией облетела все подразделения. Еще не совсем рассвело, а красноармейцы, сержанты, офицеры начали готовиться к торжественному церемониалу. В ход пошли машинки для стрижки, бритвы.

Выстраивались в очередь к небольшим зеркальцам. Старательно пришивали к гимнастеркам свежие подворотнички. Где-то раздобывали мазь для сапог и ботинок.