Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

А наш поход в Иран, ставший, в сущности, первым серьезным испытанием для полка в годы Великой Отечественной войны, можно ли забыть о нем? Именно тут на практике проверялось наше умение, выдержка, а самое главное — единство, сплоченность всего воинского коллектива, способность сообща решать поставленную задачу. И все эти испытания часть выдержала с честью.

Для меня, собственно, эти события начались с того, что в начале июня 1941 года я совершенно неожиданно был отозван срочной телеграммой из очередного отпуска, который вместе с женой проводил в Киеве. Едва появился в дивизионе, как его командир капитан Дмитрий Федорович Ставицкий вызвал меня к себе в кабинет и, плотно прикрыв дверь, ввел в сложившуюся обстановку:

— Поступил приказ привести подразделения в полную боевую готовность, немедленно приступить к совершенствованию наших позиций вдоль границы. А что делается теперь по ту ее сторону — сами увидите.

Мне, как начальнику разведки дивизиона, хорошо был знаком этот участок границы. Десятки, сотни раз в стереотрубу или бинокль я наблюдал за тем, что происходит на противоположном берегу Аракса. Обычно там царила ленивая тишина. А сейчас, это сразу бросалось в глаза, по ту сторону реки отмечалось значительное оживление. Были хорошо видны грузовые автомашины, повозки, двигавшиеся в различных направлениях. За время моего отсутствия появился ряд новых инженерных сооружений отнюдь не мирного назначения. В их числе — площадки для артиллерийских орудий, укрытия для личного состава.

К чему бы это? Неужели Иран собирается воевать с нами? Или неизвестно почему опасается нападения с нашей стороны? Но второе предположение не могло вызвать ничего, кроме улыбки. Ведь это абсолютная чушь. Мы всегда стремились поддерживать с нашим южным соседом дружеские отношения. Тогда в чем же дело? Ответ на этот вопрос мы получили значительно позже. И суть его сводилась к следующему.

Оказалось, что, готовясь к нападению на Советский Союз, фашистская Германия заметно активизировала дипломатическую, разведывательную и подрывную деятельность в ряде стран Среднего Востока. Тайные агенты гитлеровцев буквально наводнили Иран. В наиболее крупных городах страны чуть ли не открыто создавались фашистские организации и военизированные отряды, которые объединялись в так называемый германский легион. В приграничных районах, на специальных складах, спешно сосредоточивались запасы оружия и боеприпасов.

Все это происходило весной и в начале лета 1941 года. После нападения Германии на нашу страну деятельность вражеской агентуры значительно активизировалась. Мало того, стали поступать сведения о том, что в Иран прибыли и продолжают прибывать сотни гитлеровских офицеров, переодетых в гражданскую одежду. И все это в то время, когда на фронте уже шли напряженные бои. Значит, в Берлине существовали какие-то определенные планы в отношении Ирана. Ведь он располагался совсем рядом с бакинскими нефтяными промыслами. А судя по всему, реакционные круги сопредельного государства, вдохновленные первыми успехами фашистов на советско-германском фронте, были готовы открыто целиком и полностью присоединиться к антикоммунистическому блоку.

Советское правительство, верное ленинским принципам в международной политике, старалось образумить руководителей Ирана. Но это, увы, не приносило желаемых результатов. Тогда, опираясь на статью 6 договора с Ираном от 26 февраля 1921 года, наше правительство приняло решение ввести свои войска в северные районы этой страны. Когда был получен соответствующий приказ, политработники и командиры еще раз напоминали всему личному составу:

— Помните, товарищи, что это вынужденная и временная мера. Основная масса населения Ирана настроена по отношению к Советскому Союзу мирно и доброжелательно. Наша цель одна: пресечь происки реакции и фашистской агентуры. Вместе с тем лояльное отношение к населению не исключает предельной бдительности. Нельзя допускать никакой беспечности…

На рассвете 26 августа наш полк выдвинулся к Араксу и начал переправляться на противоположный берег. Река в этом месте была не такой уж широкой, но течение стремительное. Бурлящий поток опрокидывал повозки, зарядные ящики. Однако командиры и красноармейцы, двигаясь зачастую по грудь в ледяной воде, упрямо тянули за поводья лошадей, подталкивали пушки. И вот уже Аракс позади.

Потом были крутые горные тропы, по которым мы пробирались, предварительно взяв орудия и боеприпасы на вьюки. А тут еще начался проливной дождь, разбушевался пронизывающий до костей ветер. Довелось нам в эти трудные дни узнать, что такое нехватка фуража и продовольствия: полковой обоз не смог двигаться той же дорогой и пошел в обход.

Наконец горы остались позади. Казалось бы, теперь можно облегченно вздохнуть. Однако появились новые трудности: неимоверная жара и тучи комаров. Причем, как нас предупредили медики, местность эта была заражена малярией. Тем не менее все преграды остались позади, и точно в назначенный срок, а именно днем 30 августа, наш полк вместе с другими частями Красной Армии вступил в Тебриз.

Пробыли мы там недолго. На смену пришли другие подразделения. А полк наш снова двинулся в путь. На сей раз — обратно, в район населенного пункта Хок-Кивраг, что неподалеку от Нахичевани. Затем, практически сразу же, — погрузка в эшелоны, следующие на советско-германский фронт.

В Ереване, где у нашего состава меняли паровоз, мне здорово повезло: удалось встретиться с женой. Она с ребенком на руках добиралась сюда из Киева уже после начала войны. Многое пришлось ей пережить в пути, но жена не сетовала на судьбу. Теперь ее одолевала тревога за меня.

— Ну зачем вспоминать все это? Было и прошло. Ты лучше скажи, Георгий, скоро ли война кончится? Долго ли нам тут одним оставаться?

— Трудно сказать, Люба, — ответил я. — Может, еще месяца три-четыре…

Увы, я и сам глубоко верил в то, что именно так и будет. Должны же мы наконец остановить и разгромить фашистов. И, только попав через две недели на фронт, я начал постепенно по-настоящему понимать, что трудной и долгой будет борьба — борьба не на жизнь, а на смерть.

И вот тогда, жарким летним днем, когда я лежал на полянке неподалеку от штабной палатки, минувшие события медленно проходили в моем сознании…

Эти невеселые раздумья были прерваны писарем секретной части штаба полка сержантом Николаем Юдашем.

— Товарищ капитан, вызывают…

Николая я знал уже давно, еще с 1939 года. Он был родом из Белоруссии. Если где-то слышалось «трапка», «куру», то можно было с уверенностью сказать, что спустя мгновение появится этот светловолосый, общительный юноша. Одно время он был моим ординарцем и коноводом. Потом Николая забрали из дивизиона в штаб, где он довольно быстро овладел секретным делопроизводством. А это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Однако аккуратность, добросовестность, если хотите, особая въедливость помогли Юдашу в короткие сроки освоить совершенно новое для него и весьма ответственное дело.