Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

— Вот здорово! — восхищались артиллеристы, ласково поглаживая поблескивающие свежей краской орудия, машины, приборы. — С такой матчастыо грех отходить!

Но больше всех, и это, наверное, естественно, радовался наш начальник артвооружения старший техник-лейтенант Михаил Иванович Иванов. Обычно он был немногословен и суховат, а тут ласково говорил, обращаясь к пушкам, точно к живым существам:

— Хорошая ты моя! Давай-ка сверим номерок лафета… Точно, как в аптеке… — В веселых карих глазах его так и прыгали чертики.

Радовались мы и в то же время немного грустили, когда разговор заходил о конях, с которыми расстались в Поворино. Привыкли, привязались к ним красноармейцы и командиры. Хорошо, конечно, если в твоем распоряжении мощный ЗИС. Но все же, что ни говори, это — неодушевленный металл, а не живое, понимающее тебя существо.

Скучал и я по своему Приятелю. Конь преданно служил мне после гибели Орлика. И я платил ему за это любовью и заботой. Помню, в одном из боев под Волчанском Приятеля ранили. Мы сделали все, для того чтобы спасти четвероногого друга. Конь поправился и, как мне казалось, с той поры особенно ласково посматривал на меня. Сколько раз, бывало, подойдет, прижмется головой к плечу и вздохнет, совсем как человек.

Легко представить себе, какова была наша радость, когда через несколько дней полку вернули значительную часть конского состава. Выяснилось, что обоз пока частично остается на «лошадиной» тяге. Да и многим командирам по сохранившемуся штатному расписанию полагались кони для разъездов.

Работы в штабе было невпроворот. Но, узнав, что нам возвращают часть лошадей, я не смог удержаться: немедленно отправился разыскивать Приятеля. Что, если его уже отдали куда-нибудь в другое место? Но опасения оказались напрасными, быстро нашел своего друга. Он тоже узнал меня, радостно заржал и замер, привычно прижавшись головой к плечу…

Тем временем полк осваивал новое вооружение. Артиллеристы, механики-водители дневали и ночевали у пушек, тягачей и автомашин. То же самое можно было сказать и о связистах, получивших в свое распоряжение более совершенные радиостанции. Стремление у всех было одно: как можно лучше подготовиться к грядущим боям. Вскоре из штаба дивизии нас начали поторапливать, хотя, в сущности, этого, наверное, и не требовалось. Каждый трудился с максимальной отдачей сил.

Хочу отметить одну деталь. Нас поторапливали, но не о суматошной спешке, как это случалось раньше, теперь шла речь. С нас требовали быстрой, но всесторонней и основательной подготовки полка. А это свидетельствовало о том, что в распоряжении командования теперь было куда больше сил и средств, чем в трудном сорок первом, чем в начале не менее трудного для нас лета сорок второго года.

Как раз в эти дни нами был получен приказ, в соответствии с которым заместителем командира полка стал майор Д. Ф. Ставицкий. Я, как это было предварительно объявлено, назначался начальником штаба. Появилась у нас и новая должность — заместителя командира по технической части. Ее принял старший техник-лейтенант В. А. Федоров — веселый, энергичный, неутомимый человек, влюбленный в машины, механизмы, артиллерийские приборы. Всем вновь назначенным на должности предстояло в короткий срок войти в курс дела.

Что касается меня, то с обязанностями начальника штаба в какой-то мере я был уже знаком. В январе 1942 года, еще до того, как меня назначили командиром дивизиона, довелось послужить и в штабе полка. Помню, предложение занять должность первого помощника начальника штаба, или, как сокращенно говорили, ПНШ-1, было встречено мной без особого энтузиазма.

— Штабные хлопоты меня не привлекают, — прямо заявил тогда майору Кучеру. — Предпочитаю живое дело.

— А в штабе, по-вашему, мертвыми делами занимаются? — поднял на меня удивленный взгляд Виктор Афанасьевич, который, несмотря на дружеские отношения между нами, во всем, что касалось службы, держался официально и обращался только на «вы».

— Да нет, я не это имел в виду, вы не совсем правильно меня поняли, — поспешил я дать задний ход. — И тут, разумеется, дело живое. Но все больше с бумагами. А я с людьми работать люблю.

Начальник штаба еще больше нахмурился:

— Значит, с бумагами, говорите… Ладно, вот для начала такое задание: поезжайте во второй дивизион и разберитесь, почему их данные об огневых точках противника не сходятся с теми, которые мы получили от стрелковых подразделений. Кстати, в них, думаю, вам тоже придется побывать.

Прямо скажу, давно не приходилось мне сталкиваться с таким «живым» делом, как в тот раз. Пока выполнял все, что требовалось, и под минометный обстрел попадал неоднократно, и с командирами стрелковых подразделений от одного наблюдательного пункта до другого ползком добирался, потому что иной способ передвижения кое-где был абсолютно неприемлем: только от воронки к воронке. Но задание все же выполнил. А когда докладывал о результатах майору Кучеру, то он не мог сдержать улыбки.

— Теперь ощутили, что такое наша штабная служба? — спросил он. — Запомните, Георгий Никитович: не каждый работник штаба может стать хорошим командиром. Но каждому командиру надо какое-то время послужить в штабе. Опыт показывает, что это отличная школа. Со временем на многое начинаешь смотреть другими глазами. А то, что в штабе только с бумажками возятся, — глубокое заблуждение. Это только профаны могут так говорить.

Позже я не раз имел возможность убедиться в справедливости этих слов, в том, что на плечи тех, кто служит в штабе, возлагается огромная нагрузка и еще большая ответственность.

И вот, хотя о такой должности я никогда и не думал, меня назначили не просто в штаб, а начальником штаба артиллерийского полка. Относительно быстро освоить новую должность помогало и то, что я довольно хорошо знал своих помощников. ПНШ-1 был капитан Петр Иванович Шандыба. До войны мы служили с ним в одном дивизионе. Он заведовал, если так можно сказать, там связью. Но Петр Иванович никогда не замыкался в рамках подразделения. Он многое сделал для «радиофикации» всего полка. Сейчас это может показаться странным, но в предвоенное время к радиосвязи порой относились еще с недоверием, как-то больше надеялись на телефон. И связистам пришлось немало потрудиться, для того чтобы новые средства получили достойную оценку, признание, чтобы люди сумели преодолеть этот своеобразный психологический барьер.

По характеру Петр Иванович Шандыба был исключительно жизнерадостным человеком. В свободную минуту он мог и пошутить, и веселую историю рассказать, да причем так, что до самого конца порой не поймешь, где правда, а где вымысел. Умел он и любил петь, при случае с удовольствием пускался в пляс вместе с солдатами. Однако веселый, общительный характер не мешал ему быть требовательным в служебных делах. Словом, в этом отношении он как бы повторял майора Кучера.