Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

Потом пошли танки, много танков. Командир батареи приказал огня не открывать. Он говорил: когда поднимутся вражеские бронированные машины на гребень высотки, лежащей впереди, тогда и будем бить наверняка.

Стоим, ждем, а до танков остается 600 метров… 500… Судя по всему, гитлеровцы не замечали хорошо замаскированной нашей батареи. А мы уже хорошо слышали рев двигателей, лязг гусениц.

— Батарея! — скомандовал капитан Васильев. — Прицел… Наводить под основание башни… Огонь!

Разом ударили наши пушки. И почти сразу же три головных танка резко развернулись и застыли на месте. Идущие следом за ними открыли ответный огонь. На позиции начали густо рваться снаряды. Однако мы не снижали темп стрельбы. Все больше и больше дымных костров появлялось перед нашими огневыми позициями. Но и батарея несла потери. Прямым попаданием было разбито одно орудие. Весь его расчет погиб.

Положение тяжелое, а наш комбат оставался спокойным. Я видел, как он перебегал от пушки к пушке, подбадривал людей, требовал: здесь, только здесь надо стоять!

…Тихо скрипнула дверь землянки. В нее вошли командир дивизии гвардии полковник А. И. Баксов, начальник политотдела дивизии гвардии полковник М. М. Бронников и командующий артиллерией дивизии гвардии полковник А. В. Николин. Кирдянов было шагнул навстречу, чтобы, как полагается, доложить, но Алексей Иванович жестом остановил его, сразу же поняв, видимо, о чем идет разговор.

— Потом ранило гвардии капитана, — продолжал солдат свой рассказ, — но он продолжал командовать. Потом меня ранило. Когда очнулся, вижу, гвардии капитан сам к панораме пригнулся, орудие наводит. А танки уже совсем рядом. С фланга зашли. Видим, что пушки, те, что целы остались, не успеем развернуть. Взялись за гранаты…

Чуть слышно звучал голос солдата, но мне казалось, что своими глазами вижу, что происходит на батарее. Вот бронированная машина смяла одну пушку. Вот разворачивается, для того чтобы расправиться с другой, но не успевает: змеей сползает на землю перебитая взрывом гранаты гусеница. Падают и вновь поднимаются бойцы, и снова падают, чтобы теперь уже никогда не подняться…

— А потом что было — не помню. Когда пришел в себя, немцев на батарее не было. И батареи тоже. Тишина такая, что жуть берет. Нашел вот его, перевязал. Вольте живых не обнаружилось. Потом ползли до наших окопов балками и оврагами. Да вот баян гвардии капитана с собой прихватили. Сколько раз наказывал нам, чтобы берегли инструмент.

— Может, все-таки еще кто живой остался? — спросил кто-то. — Может, людей туда сейчас послать?

— Никого там нет. Разве останешься, когда всю позицию гусеницами перепахали, — хмуро ответил солдат и заплакал.

Его все сильней и сильней била не прекращающаяся нервная дрожь. А второй все так же молча сидел рядом и непонимающе улыбался.

Гвардии полковник Баксов подошел к ним, крепко обнял и расцеловал каждого.

— Спасибо вам, сынки! За все спасибо! Никогда не забудет народ вашей великой стойкости. А теперь — оба в медсанбат. Вам же, — повернулся он к Кирдянову, — представить к наградам весь личный состав второй батареи. Всех, — добавил он тихо, — и живых, и мертвых. А баян командира батареи непременно сохранить. После войны в музей его отдадим.

— Записка здесь какая-то, — поднял голову гвардии капитан Иевлев-Старк, раскрывший было футляр. — Смотрите, это же Васильева почерк. Точно, и подпись его.

— Читайте вслух, — распорядился Баксов.

Кирилл Леонидович прочитал несколько строк, написанных, как видно, буквально в последние минуты последнего боя:

— «Я хорошо знаю, что на жизнь почти не остается шансов. Жаль, конечно, но страха нет. Клянусь, что буду биться с врагом до последней капли крови и не сделаю ни шагу назад. Васильев».

Потрясенные до глубины души этими идущими от самого сердца словами, мы некоторое время молчали. Первым нарушил тишину начальник политотдела Михаил Максимович Бронников.

— И записку эту надо в музей. Впрочем, нет, на граните следует высечь эти фразы. Пусть знают люди, как умеют коммунисты драться и умирать. Сделайте так, чтобы все в полку завтра же знали о подвиге гвардии капитана Васильева и его батареи. Кстати, я тут наши армейские газеты привез. Самые свежие. В них тоже материал для политработы найдется. Отправьте, — сказал он, обращаясь к замполиту полка, — в подразделения.

Каждая минута была у меня на счету. И тем не менее я все же успел наскоро познакомиться с основными материалами газеты «Боевой натиск». Упоминались в некоторых заметках и бойцы нашей 67-й гвардейской стрелковой дивизии. Рассказывалось, например, о комсомольце гвардии сержанте В. С. Рублевском. Его старший брат пал смертью храбрых при защите Брестской крепости еще в сорок первом. Владимир занял его место в боевом строю. Он участвовал в боях под Сталинградом. На Курской дуге уже возглавлял пулеметное отделение. У села Черкасское в течение одного только дня он принял участие в отражении десяти вражеских атак.

У этого же села отличился пулеметчик гвардии сержант Б. В. Махотин, которому приказали прикрыть отход подразделений на более выгодный рубеж. Замаскировавшись на высотке, гвардии сержант внимательно наблюдал за местностью. И вот показались фашисты. Они, видимо, полагали, что на высоте никого нет, и шли в полный рост. Сколько их? Пожалуй, не меньше роты. Но это не смутило гвардейца-пулеметчика. Подпустив гитлеровцев метров на 200, он ударил по ним свинцом. Переходя с одной позиции на другую, Махотин снайперски бил врага. Почти вся вражеская рота полегла на подступах к высотке. Противник пустил в ход минометы, затем артиллерию. Но к тому времени пулеметчик, с честью выполнив боевую задачу, успел благополучно отойти к своим.

Была в газете коротенькая заметка и о нашем снайперском орудийном расчете, которым командовал гвардии старший сержант Каурбек Тембулатович Тогузов. Он оставался верен себе. В течение двух первых дней боев с гитлеровцами на Курской дуге орудие подбило два «тигра» и пять «фердинандов» и «пантер». Несколько забегая вперед, скажу, что за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, в сентябре 1943 года К. Т. Тогузов первым в нашем полку был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Третий день оборонительных боев ознаменовался широким применением с нашей стороны штурмовиков. С ревом проносились они над самой землей. И вскоре там, где шли фашистские танки, разливалось море огня. Думается, что совсем не случайно оккупанты называли советские «илы» черной смертью.

Зрелище это было настолько необычным, что несколько офицеров полка, находившихся на наблюдательном пункте, вышли из укрытий, для того чтобы непосредственно посмотреть, как «работают» наши штурмовики. Выглянули и мы с командиром и командующим артиллерией дивизии.