Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

Утром 23 июня после мощной артиллерийской подготовки, в которой, естественно, принимал участие и наш полк, основные силы 22-го и 23-го гвардейских корпусов, находившихся в первом эшелоне, начали, а точнее, продолжили наступление. Благодаря высокой точности артиллерийского и минометного огня по заранее разведанным целям, стремительным действиям танковых и стрелковых подразделений, поддержанных штурмовой и бомбардировочной авиацией, появившейся в очистившемся от плотных облаков небе, оборона противника была довольно быстро прорвана. Но это, как показали последующие часы, еще не означало, что сопротивление гитлеровских захватчиков сломлено окончательно.

Напротив, враг сопротивлялся отчаянно. В течение только первого дня соединения 23-го гвардейского стрелкового корпуса отбили 15 яростных контратак пехоты и танков противника. И снова артиллеристы полка на руках выкатывали пушки для стрельбы прямой наводкой. И снова на батареях звучали знакомые команды: «По головному… Наводить в основание башни…»

Сокрушая, а кое-где умышленно, чтобы не снижать темпа, обходя очаги сопротивления противника, части нашей 67-й гвардейской стрелковой дивизии все быстрее продвигались на юго-запад. Они первыми вышли к железной дороге Витебск — Полоцк и перерезали ее, что имело исключительно важное значение. Ведь были разобщены витебская и полоцкая группировки противника. К исходу дня удалось продвинуться на 15–18 километров, а кое-где даже больше.

Наступление набирало силу. Мы уверенно шли вперед по Белоруссии, освобождая ее многострадальную, истерзанную врагом землю.

Вечером 23 июня меня вызвал командир дивизии генерал-майор А. И. Баксов. В небольшом домике, где расположился его командный пункт, я увидел командира 196-го гвардейского стрелкового полка гвардии майора Геннадия Фадеевича Шляпина и незнакомого человека в гражданской одежде. Они втроем внимательно рассматривали карту, расстеленную на столе.

— Ковтунов? Здравствуй! — поднял голову Баксов. — Сейчас Бронников еще должен подойти. А пока присаживайся.

И действительно, через минуту скрипнула дверь. Вошел начальник политотдела дивизии.

— Значит, так, товарищи, — негромко заговорил Алексей Иванович, вновь склоняясь над картой. — Вот здесь, — показал он карандашом, — у фашистов понтонная переправа через Западную Двину. Об этом только что сообщили разведчики. Если удастся захватить ее и удержать до подхода главных сил корпуса, великое дело сделаем, сотни, а может быть, тысячи жизней сбережем.

Мы с Геннадием Фадеевичем, чувствуя, куда клонит Баксов, глаз не отрывали от карты. А командир дивизии, словно специально давая нам время подумать над сказанным, несколько раз прошелся из угла в угол комнаты и только после этого вновь подошел к столу.

— Выполнение этой важной задачи поручается вашим полкам, Геннадий Фадеевич и Георгий Никитович. А поведет вас к реке самыми что ни на есть тайными тропами вот этот товарищ. Местный он, с самого начала войны партизанил здесь, местность, сами понимаете, как свои пять пальцев знает. По пути к переправе ни в какие истории не ввязываться. Если уж только самая крайняя необходимость заставит. Ни на минуту не забывайте, что главная цель — переправа. Желаю успеха!

Всю ночь наш сводный отряд шел по лесным дорогам. Не стану вдаваться в подробности, но скажу, что, наверное, это был один из самых трудных переходов за все время войны. Не только потому, что к рассвету надо было преодолеть около 40 километров. Ведь, войдя в прорыв, мы двигались фактически по территории, еще занятой противником. Это требовало особой бдительности, осторожности. Вступать в бой, как предупредил командир дивизии, мы имели право лишь в самом крайнем случае.

Особенно тревожная обстановка сложилась во второй половине ночи, когда из охранения, замыкавшего нашу колонну, неожиданно сообщили, что нас преследуют гитлеровцы. Однако вскоре поступило уточненное донесение. Выяснилось, что не преследуют, а отступают той же дорогой, по которой мы идем к переправе. Что было делать? Решили оставить небольшой заслон, которому приказали любой ценой задержать гитлеровцев, не дать им возможность обнаружить основную колонну, сесть ей на хвост. К счастью, фашисты спустя некоторое время свернули на какую-то из боковых дорог. Так что все обошлось благополучно.

На рассвете отряд вышел к пойме реки и сосредоточился примерно в километре от берега. Густой лес служил хорошим укрытием для личного состава и техники. Мы со Шляпиным, взяв с собой командиров батальонов и дивизионов, тут же отправились на рекогносцировку.

Выбрав участок, где лес ближе всего подступал к реке, осторожно выползли на опушку. Отсюда довольно хорошо просматривалась вся пойма реки. Разведчики не ошиблись. Через Западную Двину, ширина которой достигала 400 метров, здесь действительно был наведен большой понтонный мост. К нему слева из леса вела шоссейная дорога. На противоположном берегу она поднималась вверх на отлогую высоту и терялась среди домиков населенного пункта Церковище. В центре его высилось двухэтажное каменное здание.

От опушки леса до реки было чуть меньше километра. Местность ровная и совершенно открытая. Перед мостом — окопы и блиндажи. На том берегу реки тоже траншеи, тщательно укрытые маскировочными сетями. Тут же угадывались очертания огневой позиции минометов.

— Трудновато будет штурмовать в лоб, — сказал я, покосившись на Шляпина.

Но майор ничего не ответил. Он молча пощипывал окладистую огненно-рыжую бороду и смотрел куда-то вправо. Я тоже направил бинокль в ту же сторону и, кажется, понял, о чем он думает. Там примерно в километре вниз по течению реки лес вплотную подступал к берегу. Быть может, именно там и целесообразно попытаться форсировать реку?

— Скверно, что мы очень мало знаем о противнике, — нарушил молчание Геннадий Фадеевич. — Собственно, не знаем почти ничего. Но попробуем все-таки предположить. То, что мост охраняется, — это, как говорят, и пьяному ясно. А вот какими силами? Судя по траншеям, их может занять примерно рота. Я имею в виду, сам понимаешь, этот берег, — продолжал он рассуждать вслух. — А на том у них, думаю, тоже сил не меньше. Значит, первый итог будет таков: минимальные силы гитлеровцев — две роты. Теперь оценим местность… Какого мнения придерживаешься, Георгий Никитович?

— Для противника хороша, — ответил я, — а для нас паршивая. Все как на ладони. Двинемся к переправе — сразу заметят и огнем накроют. Можно было бы, конечно, попытаться скрытно, но для этого ночь нужна. А ждать столько времени нельзя. Весь смысл нашего рейда теряется разом. Да и обнаружить за день могут.