Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

Чем дальше продвигалась Красная Армия на запад, тем больше приходило к нам молодых людей, остававшихся в течение двух с лишним лет на территории, временно оккупированной гитлеровцами. Это, естественно, накладывало свой особый отпечаток на характеры, в какой-то мере даже на взгляды на жизнь. Я отнюдь не хочу этим сказать, что среди молодых солдат отмечались какие-то нездоровые настроения. Таких случаев мне что-то не припоминается. Трудности заключались несколько в другом.

Были среди таких юношей настолько запуганные, забитые, образно говоря, что они всякий раз тревожно замолкали, сжимались в комок, как только заходила речь о гитлеровцах, предстоящих боях. Они терялись, услышав громко поданную команду, вздрагивали, если где-то неподалеку звучал винтовочный выстрел или автоматная очередь. И, надо думать, все это в какой-то мере было объяснимо. Слишком много довелось пережить мальчишкам в оккупации за эти трудные, кошмарные годы. Этот психологический надлом, конечно же, надо было помочь преодолеть до начала наступления.

Встречались среди бойцов, призванных в Красную Армию после освобождения из оккупации, и люди другого склада. Их переполняла ненависть к фашистам. У многих в годы войны погибли родные, близкие, были разрушены дома, разорено хозяйство. В них кипело стремление к мести. Причем некоторые откровенно мечтали о тех днях, когда начнутся бои на вражеской земле. «Камня на камне не оставим», — говорили они.

Да, мы сами воспитывали воинов в духе жгучей ненависти к заклятому врагу. Это чувство помогало воевать, заставляло людей все свои силы отдавать борьбе с фашизмом. Но в то же самое время, проводя партийно-политическую работу, мы неизменно подчеркивали, что война ведется против гитлеровской Германии, а не против немецкого народа как такового. И надо признать, что проводить эту линию в жизнь было далеко не просто.

Помню один весьма примечательный в этом отношении случай. Прибыл к нам в полк молодой красноармеец Василий Охримчук. В течение двух лет жил он в белорусской деревне, оккупированной гитлеровцами. И вот однажды, уже находясь у нас, он бросился с кулаками на пленного, которого боец стрелкового подразделения вел в штаб.

Охрнмчука по моему приказанию доставили в штабную землянку. Хотелось самому поговорить с ним. Но разговор, прямо скажу, не получился.

— Что хотите со мной делайте, а все равно буду их, гадов, убивать.

— В бою — не возражаю. А пленного… Это преступление. Понимаете? Существуют определенные законы, которые обязывают нас гуманно относиться к пленным…

— Законы? Гуманно? А как они к нашим относятся, как они наших жгли и вешали…

Трудно, очень трудно было убедить Охримчука, втолковать ему, казалось бы, простую истину: с пленными не воюем. Какие слова нужны, чтобы понял это паренек, на глазах у которого, как выяснилось, совсем недавно гитлеровцы надругались над младшей сестренкой, в присутствии которого оккупанты застрелили мать? Но все мы, и Николай Иванович Михалев в первую очередь, искали и находили такие слова. Их надо было находить, потому что служили мы в Красной Армии, которая никогда не ставила перед собой цель уничтожить или поработить другой народ.

Итак, в подразделениях шла учеба. Одновременно службы тыла принимали меры к обеспечению полка всем необходимым. Постепенно удалось накопить до двух боекомплектов снарядов, более двух заправок горючего для автомашин и тракторов, почти двухнедельный запас продовольствия. Ремонтники полностью привели в порядок материальную часть. Какое-то количество пушек, автомашин, тягачей, радиостанций нам заменили вообще.

В этот же период колоссальную работу проделали саперные подразделения. Они ремонтировали, а кое-где прокладывали заново дороги, способные пропустить колонны танков и автомашин, восстанавливали и укрепляли мосты, заготавливали заблаговременно бревна и доски для сооружения переправ. Для саперов не существовало ни дня, ни ночи. Когда они ухитрялись отдыхать — уму непостижимо. А кроме всего этого, они еще действовали и на переднем крае. Где-то устанавливали минные поля, где-то, наоборот, снимали вражеские мины, чтобы обеспечить проход разведчикам.

Словом, можно было лишь восхищаться вроде бы незаметным, но таким самоотверженным трудом этих людей. Приведу только одну частную цифру: при подготовке к наступлению саперами 6-й гвардейской армии было построено и капитально отремонтировано около 160 километров дорог. При этом следует иметь в виду, что основными средствами «механизации» были самые обычные лопаты, кирки, ломы, пилы и топоры.

Числа с 10 июня войска нашей 6-й гвардейской армии по ночам, строжайше соблюдая правила маскировки, стали постепенно выдвигаться в районы сосредоточения, ближе к участку предстоящего прорыва. Еще позже, дня за два-три до решающего удара, они были перемещены ближе к переднему краю. Теперь до него оставалось каких-то 4–6 километров.

Занимал новые огневые позиции и наш 138-й гвардейский артиллерийский полк. И снова пришлось преодолевать немало трудностей. Дороги, несмотря на все старания саперов, оставляли желать много лучшего. А если бы они не вложили в них свой труд? Тогда, безусловно, было бы совсем плохо.

Плотность артиллерии на участке предстоящего прорыва создавалась очень высокой. Она достигала 131 орудия и миномета в расчете на каждый километр фронта. Мне, да и не только мне, порой начинало казаться, что для пушек и гаубиц полка вообще не останется места. Однако оно все же нашлось. Мы точно в назначенный срок доложили командующему артиллерией дивизии о том, что намеченные позиции заняты.

Марш, ознакомление с обстановкой на месте еще раз показали нам, что для наступления сосредоточиваются огромные силы. Взять, к примеру, хотя бы нашу 6-ю гвардейскую армию. К началу Белорусской операции в состав армии входило 4 стрелковых корпуса. Кроме того, она включала 2 зенитные артиллерийские дивизии, 2 танковые и 12 артиллерийских бригад, 2 танковых, 8 артиллерийских и зенитный артиллерийский полки. Я не случайно привожу эти данные. Они, на мой взгляд, ярко свидетельствуют о ревком возрастании наших возможностей.

Накануне наступления соединения и части армии получили боевые приказы и обращение Военного совета. Содержание этих документов было доведено до всего личного состава. В подразделениях прошли партийные и комсомольские собрания, на которых коммунисты и комсомольцы дали торжественную клятву быть образцом стойкости, мужества. Многие бойцы в эти часы подавали заявления с просьбой принять их в партию или в комсомол.

В ходе предстоящего наступления армия должна была прорвать оборону противника на участке шириной около 18 километров от Волотовки до Новой Игуменщины, с тем чтобы к исходу первого дня выйти на рубеж Староселье, Заводка, Губица. В последующем, наступая в направлении Добрино, Бешенковичи, во взаимодействии с войсками 43-й армии, действовавшей слева от нас, надо было разгромить обороняющегося противника и его резервы. Затем командование предполагало ввести в бой соединения второго эшелона и к исходу третьего дня форсировать Западную Двину.