Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Манеры друга его, сотоварища и некогда соученика, Потье, были в совершенной противоположности с его тонкою образованностью.

В нём виден был мужик северной Франции; тоже просторечие и вместо учтивости добродушие не без лукавства.

Петербург как фирмамент: множество больших светил движется в нём; они одни видимы только простыми глазами, тогда как небольшие планеты, около них совершающие путь свой, остаются неведомы жителям других планетных систем. Перелетая из одной в другую, в сем совершенно новом для меня мире, с вышепоименованными мною лицами, мне было бы не худо; но, как уже выше я сказал, кроме довольно приятного знакомства, других сношений я с ними иметь не мог. Тот же, с которым служба некоторым образом связывала меня, как объясню я ниже, был для меня совсем не находка.

Для заведения новой ассигнационной фабрики куплен был большой дом откупщика Чоблокова на Фонтанке, близ Калинкина моста. Надобно было заказать несколько машин, другие выписать из Англии; да сверх того нужно было растянуть фасад по улице и возвести несколько новых строений внутри двора. Для того определено было, начиная с 1-го марта 1816 года, в продолжении двух лет, из Казначейства отпускать ежемесячно по шестидесяти тысяч рублей ассигнациями в полное распоряжение Бетанкура, который брался всё устроить экономическим образом. Если бы мне предложено было хранение сих сумм и отчетная часть по них, я бы решительно отказался; но был другой человек, который принял на себя эту обязанность, тот же самый, которому вместе с тем и поручено бы смотрение за производством работ.

Во время проезда Государя через Брухсаль, вдовствующая маркграфиня Баденская, теща его, навязала ему одного неимущего баденского дворянина, который, по словам её, был весьма искусен по механической части. Из уважения к такой рекомендации, Государь на казенный счет велел отправить искусника к Бетанкуру, с тем, чтобы сей последний сделал из него употребление, какое заблагорассудит. Когда немец захочет угодить начальнику, никто лучше его не сумеет этого сделать. В доверенность к Бетанкуру совершенно въелся г. Василий Карлович Третер. Он поселился в Чоблоковом доме и начал заниматься перестройкой его, не дождавшись еще высочайшего утверждения. Оно не замедлило, и он принят в службу прямо инженер-майором.

Трудно бывает говорить об иных людях. Обыкновенные пороки легко осмеять; для изъявления негодования, которое производит в душе сотворенное зло, всегда сыщутся выражения; но как быть, когда нельзя ни подняться до ужаса, ни спуститься до смеха? Когда чувствуемое презрение так сильно, что для изображения его нет других слов, кроме тех, кои порядочный человек никогда охотно не употребляет? Я поставлен в эту необходимость и, говоря о Третере, принужден назвать его гнусным плутом. Дотоле знал я одних только честных немцев; но видно, эта нация совсем переродилась, и Третер был первым из тех бесчисленных примеров, которые наконец заставили меня переменить мнение на счет его соотечественников.

Впрочем, что касается до меня лично, я не имел никакой причины быть им недовольным. Не знаю, как объяснялся он с подрядчиками, только мне сообщал он дурно, с ошибками по-французски написанные, заключенные с ними условия, и учтиво просил по воле Бетанкура, переводя их, облечь в законную форму, на узаконенной гербовой бумаге. Я же из собственных денег должен был для того нанимать переписчика. Но взаимная наша антипатия была неодолима: от речей, его, от самого голоса так и пахло дерзким, бесстыдным мошенничеством. Быть не только подчиненным его, ни даже начальником, я ни за что бы не согласился, но отказаться иметь с ним дело мне было невозможно. Тоже самое что я, чувствовали в нему французы, и сам Базен с ним одним только был вовсе нелюбезен. Если был он на руку не чист, за то и на руку был он дерзок; у себя дома с подчиненными бедными солдатами был он настоящий палач; да и в Институте в русским служителям придирался он, чтобы без всякой причины и без всякого права их поколотить. За них вступались французы, и из того один раз чуть было не вышел у него поединок с Базеном. Тут в первый раз мог я заметить разницу в расположении к нам немцев и французов: первые ненавидят нас, как возмужалых и непокорных учеников, которых надеялись они вечно держать в опеке; последние видят в нас победивших, но прежде того побежденных ими великодушных противников.

Мне так надоело возиться с Третером, что я готов был, не говоря ни слова, воротиться опять в Министерство Финансов; одно новое обстоятельство заставило меня приостановиться.

Счастливо окончив все войны, Государь захотел предаться вновь некоторым из прерванных любимых своих мирных занятий. Петербург захотелось ему сделать красивее всех посещенных им столиц Европы. Для того придумал он учредить особый архитектурный комитет под председательством Бетанкура. Ни законность прав на владение домами, ни прочность строения казенных и частных зданий не должны были входить в число занятий сего комитета: он должен был просто рассматривать проекты новых фасад, утверждать их, отвергать или изменять, также заниматься регулированием улиц и площадей, проектированием каналов, мостов и лучшим устройством отдаленных частей города, одним словом, одною только наружною его красотою. Членами в него назначены инженеры и архитекторы.

Почти в тоже время, граф Ламберт, уведомляя меня, что штат Комиссии погашения долгов утвержден, и что она скоро имеет быть открыта, требует извещения: сохраняю ли я желание быть одним из её директоров? ибо только в противном случае будет он почитать себя в праве располагать местом, на которое есть много просящихся. Прежде чем дать ему ответ, объяснил я Бетанкуру, что в настоящем не видя ничего положительного, твердого, я не могу отказаться от места почетного, спокойного и выгодного. Он отвечал мне, что новому Комитету, который скоро должен будет открыть свои заседания, нужны канцелярия и чертежная, что он поручает мне составить первую и штат для обеих, что себе, как правителю этой канцелярии, могу я назначить жалованья сколько мне угодно, что он всё это поднесет Императору, и знает наперед, что всё будет утверждено. Он советовал мне не быть слишком скромным, также не забыть достаточной суммы для найма квартиры Комитету, в которой и я мог бы иметь удобное помещение.

Я расчел, что этот Комитет не что иное, как царская забава, что, невидимому, дела будет в нём немного, и что в небольшом участке, службою мне отмежеванном, буду я полный господин. К тому же я всегда был немного суеверен: рескрипт на имя Бетанкура об учреждении Комитета был подписан Государем 3-го мая, день именин и рождения матери моей, и я видел в этом счастливое для себя предзнаменование. Итак, я поехал к Ламберту благодарить его за двойные обо мне попечения, и объявить, что от добра добра не ищут, и что я остаюсь доволен тем положением, в которое по его же рекомендации я поставлен.