Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

И тот же ответ: «Не знаю!!» Мы ясно видим сплав традиций ренессанса с новациями конца XX века, поскольку традиционен сам масштаб мышления двух великих художников. Полотно Рафаэля отличает высочайшая духовная наполненность, скульптуру Роста — наполненность ассенизационная — сегодня для всех нас не менее дорогая! Мысль Рафаэля устремлена к Богу, мысль Роста — к мусору. Не здесь ли великая перекличка эпох?!

Юрию Михайловичу угрожало превратиться в заурядного ученика Рафаэля. По счастью, этого не произошло. Более того, он поставил Санти с ног на голову. Поясню.

Как я уже говорил, мадонна Рафаэля спрашивает нас, что будет дальше? Это только кажется, что и куб Роста задаёт нам этот вопрос. Нет, мы сами спрашиваем у куба: а что дальше? И куб, заглянув в свое «Я», громогласно отвечает нам: «Не трухай! Все обойдётся!!»

Подобно тому, как мы причисляем Рафаэля к титанам эпохи Возрождения, мы должны сегодня тихо, но твёрдо сказать: «Мы дарим миру Юрия Роста — титана эпохи недоразвитых рыночных отношений…»

Другие выступления тоже были достаточно абсурдны. Дело кончилось весёлой выпивкой.

3.2.96

Торжественное открытие памятника «Черному квадрату» Казимира Малевича во дворе «конюшни» Юрия Роста. Выступает кинорежиссер Георгий Данелия.

Утром прилетел дятел Яша, обрадовался сыру и так застучал носом по кормушке, что я спросонья крикнул: «Войдите!» Не просыпаясь, всё понял и сам во сне рассмеялся моему крику.

С печалью наблюдаю, как буквально месяц за месяцем всё дальше ухожу я к своим головановским предкам, как узнаю себя в неопрятности, житейской нетребовательности деда Николая, в потаённом стремлении бабки Полины к одиночеству, тщательно маскируемом разговорами о том, как-де ей плохо и как она обо всех соскучилась… А одному на самом деле мне совсем не плохо. И, может быть, ни о ком я так уж не соскучился. Разве что на Масю [213] Прозвище дочери. хочется поглядеть хотя бы из окна…

Для космического полёта трёх человек в течение года необходимо: пищи — 1,5 тонны, воды — 5,9 тонн, кислорода — 3,3 тонны.

Я начал работать над рубрикой «Автограф», чтобы ещё раз повидать добрых знакомых и друзей моей молодости, да и зрелости тоже, которых я давно не видел. В этом списке (кроме Волкогонова и Кио) — люди, знакомые мне не менее 15–20 лет. Повидать и как бы попрощаться с ними. По счастью, они этого не поняли.

В 1995–1997 годах в «КП» под этой рубрикой были опубликованы мои беседы с писателями и поэтами Б. А. Ахмадулиной, Т. А. Бек, Б. Ш. Окуджавой, В. Войновичем, Ю. В. Давыдовым, Ю. Ф. Корякиным, М. М. Рощиным, И. Л. Волгиным, Э. С. Радзинским, А. М. Городницким, актёрами И. В. Квашой, С. Ю. Юрским, Л. К. Дуровым, М. М. Козаковым, В. И. Лановым, с министром культуры Е. Ю. Сидоровым, учёными Р. В. Петровым, В. И. Гольданским, Е. Т. Гайдаром и П. Д. Грушиным, художником Б. И. Жутовским и др.

Сыро, туманно. Для борьбы с гололёдом улицы засыпали какой-то специальной солью якобы не разъедающей металл автомобилей. Но соль эта, как выяснилось, испаряясь с мостовых, оседает на проводах, и провода рвутся под её тяжестью. И вот уже не горят фонари, троллейбусы стоят, прижав уши, вереницы мёртвых трамваев. Жижа под ногами, и тысячи ног усталых, злых людей, которые бредут по этой жиже с работы. Возникало устойчивое ощущение города, настигнутого чумой. Я просто задыхался в нём и вырвался наконец в своё родное Переделкино с таким чувством, будто я от чего-то спасся.

К теме «Чувства растений». Несовместимы друг с другом:

Капуста — с фасолью, помидорами и кабачками.

Салат — с шпинатом и патиссонами.

Свёкла — с горчицей.

Морковь — с анисом, фенхелем.

Картофель — с огурцами, помидорами и тыквой.

Редис — с горчицей и стахисом.

Горох — с хмелем, луком и петрушкой.

Укроп — с шалфеем.

«Солнце посылает свои лучи одинаково во все части бесконечного, небесная роса изливается равномерно на все жаждущие растения. Всё, что хорошо и нисходит к нам свыше, предназначается для всех и не знает пристрастий».

Фридрих Шиллер

С Юрием Федоровичем Карякиным.

В начале февраля Ельцин собрал Президентский совет, на котором Карякин ухитрился устроить скандал. Взорвался Карякин, когда Ельцин сказал, что выиграет борьбу за президентское кресло уже в первом туре.

— Борис Николаевич, — сказал Юра, — история учит нас, что крушения всех властителей происходили из-за их неинформированности. Все они вас неверно информируют, — и Юра повёл рукой в сторону Илюхина, у которого сразу засверкали глаза. — При этом они не понимают, что делают плохо не только вам, но и себе. Если в результате неинформированности вы проиграете, то и их похоронят вместе с вами. И Президентский совет надо заменить. Какой же это Президентский совет, если тут сидят люди, от вас зависящие?!..

Пьяным Карякин на Президентский совет всё-таки не пошёл бы. Но, с другой стороны, и трезвым я его никогда не видел. Однако дело не в этом. Поднялся страшный шум. Ярошевская визжала:

— Это плевок в лицо Президентского совета!! Я чувствую себя совершенно независимой!

— Я, Борис Николаевич, за своё кресло не держусь, — начал было продолжать Юра, но президент перебил его:

— А я что, держусь за своё кресло?!

— А вам надо держаться! Вы же говорили, что вместе с Черномырдиным хотите за два года завершить перестройку. Вот и скажите народу перед выборами: я за два года завершу перестройку и ещё за два года подберу достойную кандидатуру на пост Президента. Вы же поймите: у нас золотой народ, только надо ему правду говорить. Он всё поймёт и всё простит. Если скажете: надо ещё на две дырочки пояс подтянуть, все подтянут…

Шум нарастал. Большинство Юру осуждало, хотя мне совершенно непонятно, за что его можно было осуждать. После конца заседания все его обходили, как прокажённого. Подошли только двое: Юрий Рыжов, академик, посол во Франции и Даниил Гранин, писатель из Питера.

— Ничего, бодрись, — сказали они. — Хорошо, если он разозлится на тебя. В таком случае, есть надежда, что он хоть что-то запомнит…

Юра рассказывал, что через несколько дней после этого ему предложили ехать послом в Ватикан. По-моему, врёт… Нельзя ему в Ватикан. Даже если он будет пить ночью под одеялом, свои же, посольские, настучат. Уж больно место сладкое: посол в Ватикане!