Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Господи! Сделай так, чтобы я свозил её в Париж, облетел земной шар на вертолёте и написал «Ковчег».

Посол ГДР говорил сегодня по ТВ, что немецкий народ с чувством глубокой благодарности относится к Советской Армии, которая освободила его от фашизма. Нельзя так говорить. А кто навязывал фашизм немецкому народу? Ведь если следовать подобной логике, то французы должны быть благодарны нам за их освобождение от тирана Бонапарта, а мы сами должны быть благодарны японцам, чья победа приблизила час нашего освобождения от самодержавия. Может быть в словах посла и есть недоступная мне высшая политика, но чувства элементарного человеческого такта по отношению к своему народу в них нет. Каково слушать такое в семьях убитых немецких солдат.

«Другие берега» Набокова — изысканная книга, вдруг открывшая мне человека холодного, самовлюбленного и, как ни дико это звучит по отношению к автору «Защиты Лужина» и «Приглашения на казнь», довольно равнодушного к людям. Он ими в этой книге интересуется лишь в той мере, в какой их судьбы сопрягаются с его судьбой.

Тёплая ночь. Свежая листва. Почему всё это никого не удивляет? Почему никого не удивляет, что на смену лету приходит зима? Можно ли придумать что-нибудь более фантастическое?

«Мы должны мужественно и честно сознаться самим себе в трагической ошибке — далеко ушли от народа, близко встали к его паразитам».

М. Горький, письмо к Розанову от 4.11.05

«Господи помилуй, как мучительно трудно быть русским! Ибо ни один народ не чувствует столь глубоко тяги земной и нет на Земле больших рабов божьих, чем мы, Русь».

М. Горький

«Странная пассивность русской истории передалась у нас и во вкусы. Русские великие писатели стали певцами великой покорности. Тургенев в этом не разошёлся с Толстым. Всё неудачливое, слабое, болящее, идущее к смерти — «симпатично», благоразумно, воспето, увенчано».

М. Горький.

Трудно предположить, что Горький не читал «русских великих писателей», однако такая мысль сама напрашивается. Что же он чушь такую говорит…

«По содержанию литература русская есть такая мерзость, такая мерзость бесстыдства и наглости — как не единая литература».

М. Горький.

А за такие слова можно и по морде схлопотать!

В иллюминаторе самолёта нетронутая природа выглядит лучше, чем вблизи, а города — хуже. Лес скрывает бурелом, сухостой прячется в живых ветках, топь маскируется под поляны. А города высота обнажает. Вылезают наружу все неопрятности, разные усыпанные индустриальным хламом заводские дворы, пятнистые от мазута плацы автобаз, какие-то площадки — не то неряшливые склады, не то аккуратные свалки.

Марийская АССР обладает самой низкоплодородной почвой в России. Кроме торфа и строительного камня здесь нет никаких полезных ископаемых. В республике 470 маленьких рек общей длиной 7 тыс. км, но судоходных всего 295 км. Равнодушная к человеку земля.

В марийском языке меня поражают звучащие совершенно по-французски слова. Ну хотя бы звери: шурманше (рысь), пирэ (волк), ошмеран (заяц), кома (выдра), луй (куница), сузо (глухарь).

Познакомился с художником Сергеем Подмарёвым. Показывал мне свои работы. Хороший художник. Выпили с ним водки. Подарил очень хороший натюрморт.

В знаменитом фильме «Путёвка в жизнь» роль беспризорника Мустафы сыграл молодой паренёк-мариец Йыван Кырля и сразу стал знаменитым на весь Союз. Мейерхольд писал: «Успех «Путёвки…» держится на двух улыбках: Баталова и Кырли».

В Козьмодемьянске сопровождавший меня секретарь райкома комсомола Валериан Петров сказал, что никуда меня не повезёт, пока не покажет местный музей. С тупой покорностью туриста я согласился на эту встречу с витринами, где в старой соломе сидит заяц-русак, в пыльной вате — заяц-беляк, рядом непременная кость шерстистого носорога, и вдруг очутился в уютнейшей картинной галерее, где висели отличные полотна Брюллова, Маковского, Судковского, Архипова, Жуковского и даже великого Питера Брейгеля-старшего, которые могли бы сделать честь любому столичному музею. А я ведь, признаться, и не знал о существовании этого города, который видел Пушкина и Шевченко, Герцена и Дюма, Короленко и Горького.

Козьмодемьянск был крупным перевалочным пунктом хлебных караванов России. Сами хлебные купцы-воротилы приезжали сюда редко, всем командовали приказчики. В нашем представлении приказчик — лизоблюд, подхалим и недоросль, а они-то и собирали эти картины.

Прямо у ног моих, на изломе круто бегущего вниз берега, лежал чистый, но явно не зимний, белизны мокрого сахара, снег, а за ним стояли молодые, нестерпимо яркие берёзы, за которыми всё пространство уже было заполнено Волгой со множеством островов, плесов и просто торчащим из воды кустарником, погожим на странно неподвижные клубы зеленоватого дыма.

Знаменитая романовская овца плодится круглый год, даёт по несколько ягнят за один окот и в полугодовалом возрасте становится обладателем отличной шкуры: лёгкой, прочной и красивой. Всемирное увлечение дублёнками подвигнуло местные власти к созданию огромного овцеводческого комплекса «Марий Эл» («Земля марийская») в Шойбулаке рядом с Йошкар-Олой, где романовскую овцу будут выращивать, забивать, получать мясо, выделывать шкуры и тут же шить из них столь дефицитные дубленки. Ну, чего же лучше?! Однако…

Не учли, что романовская овца возникла в небольших хозяйствах. Для современных индустриальных методов разведения овца эта абсолютно непригодна. Бронхопневмония косит ягнят, оптимальных рационов питания нет, параметры микроклимата неизвестны. Овец берегут. Объявлен строжайший карантин. Чтобы посмотреть овчарню, мне потребовалось разрешение Министерства сельского хозяйства республики. Нет ни мяса, ни шкур для дублёнок, народ с комплекса бежит…

Вспоминаются крылатые слова В. С. Черномырдина: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда».

Если исключить сладкую маяту при виде юных женщин в лёгких платьях с глубоким вырезом на груди, или в сарафанах, позволяющих подсмотреть пряную тень подмышек, или в лёгких юбках, которые властно задирает ветер, когда нельзя отвести глаз от живых ног и не терпится увидеть… Что увидеть?! Чего я не видел?! Сам не знаю, что… Но если исключить всё это, решительно не могу отдать предпочтения лету в сравнении с другими временами года. Пушкин прав: зной, пыль, комары, мухи. И работается плохо.