Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Взрыв в бухте Нагаева парохода «Генерал Ватутин» вызвал сильнейшие разрушения и пожары в районе морского порта и поселка Нагаево. Фото 1947 г.

Убытки от взрыва парохода «Генерал Ватутин» по предварительным материалам специальной комиссии составили 116 млн рублей, огромную по тем временам сумму. На фото нефтехранилище после взрыва, 1947 г.

Случайно находившийся в этот день в Магадане наш геолог-один из начальников партий Григорий Семенович ( Сергеевич? — Ред.) Киселев — рассказывал, что он, только что вернувшись из отпуска с «материка», остановился в Магадане у своего хорошего приятеля, жившего против больницы. После взрыва он, будучи дома, наблюдал, как к больнице подкатывали одна за другой грузовые машины с ранеными, доставленными из порта, потому что карет «скорой помощи» не хватало. На заснеженной дороге перед больницей, где машины стояли во время их разгрузки, остались буквально лужи крови.

Несмотря на то что Магадан своевременно спрятался от моря, вернее, от бухты Нагаева, с которой зимой нередко дуют штормовые, валящие с ног ветры, как бы отгородившись от нее невысоким, правда, водоразделом между бухтой и р. Магаданом, он все же заметно пострадал от взрыва. Во многих домах города отголосками взрывной волны вышибло стекла в окнах южной стороны. В частности, здание Главного управления Дальстроя лишилось буквально всех стекол в окнах южного фасада.

Жители города потом рассказывали, что им никогда в жизни не приходилось слышать ничего даже приблизительно напоминающего этот громоподобный колоссальной силы звук взрыва, который не с чем было сравнить и уподобить грому можно было только условно.

Отдаленный гул взрыва слышали, как они уверяли, люди, находившиеся на одной из разведок нашего управления, находящейся на расстоянии приблизительно 250 км по прямой линии от Магадана.

Если вспомнить, что взрыв первой атомной бомбы — то ли «Малыша», толи «Толстяка», наши газеты в августе 1945 года уподобляли по силе взрыву 20 000 тонн тринитротолуола, то следует сделать вывод, что слухи о том, будто взорвавшийся пароход был весь гружен взрывчатыми веществами: аммонитом, динафталитом или толом, были неверны, потому что если принять условно, что грузоподъемность его была всего 5000 тонн, то сила взрыва его равнялась бы одной четвертой части колоссальной силы взрыва каждой из бомб, повергнувших Хиросиму и Нагасаки.

В Нагаево взрыв был гораздо слабее. Во всяком случае, взрывная волна не разрушала построек, не сметала стен.

На этом воспоминания обрываются.

Из письма, датированного 19 марта 1972 г., родственнику Андрею, которое прилагается к 42 тетрадям воспоминаний, мы узнаем, что работать над воспоминаниями Виктор Володин начал сравнительно недавно.

«…Сам тоже болею и потому ничего не делаю по делу, которое хотел бы кончить. Это письмо пишу, лежа на больничной койке. Незаметно подкралась ко мне и сразу набросилась на меня страшная болезнь, о существовании которой и тем более о существовании у меня, я ничего не подразумевал еще какой-нибудь месяц с небольшим назад. У меня вдруг отказали мои собственные ноги — превратились в чужие, какие-то ватные, что ли. Я не могу на них стать и тем более ходить. Началось все с того, что я вдруг упал на ровном месте без всяких причин и без головокружения, а потом все более и более развивалась скованность движений и отсутствие способности сохранять равновесие. Нарастало бессилие ножных мышц. Теперь лежу уже в третьей больнице. В первую попал накануне Нового года. Но поводом для этого служила совсем другая болезнь. Тогда я мучился от острой кишечной непроходимости — хотели резать, но обошлось, а в десятых числах января наступила эта новая болезнь. 13-го числа я лег. Дней через 10 выписался, но дома мне становилось хуже, и меня уговорили лечь опять. Вот и лежу, и не вижу никаких перспектив. Все лечение состоит в физиотерапии… А что должно принести исцеление, я не знаю. Разумеется, что надеюсь или, по крайней мере, хочу надеяться на то, что оно наступит, но откуда оно должно взяться….

Разумеется, что я тебе очень благодарен за тот сизифов труд, который ты затратил, читая мои литературные экзерсисы. Конечно, о твоих похвальных отзывах я уже и не говорю. Они чрезвычайно лестны для меня, но мне кажется, что ты слишком щедр в своих оценках. Большое спасибо тебе за это! А также и за то, что ты выражаешь готовность читать еще мои воспоминания. Я непременно воспользуюсь твоим любезным разрешением и пришлю в ближайшее время — у меня есть законченные тетради…».

Виктор Дмитриевич Володин с племянницами Надеждой и Инной. Фото 50-х гг. XX века.

Повествование обрывается 1947 годом, хотя, судя по сохранившемуся черновому плану последующих глав, воспоминания предполагалось завершить 1961 годом, подведя итог 25-летнему пребыванию на Севере.

— Первый отпуск в 1948–49 гг.

— Возвращение из отпуска. В россыпном отделе — 1949, 50, 51, 52 гг.

— Второй отпуск 1952–53 гг.

— Опять в поле на <���неразборчиво> в 1953 г.

— 1954 — на <���неразборчиво>

— 1955 — на Кулу

— 1955 — третий отпуск

— Март 1957 г. — в Индию

— 1957 — Лист геологической карты

— 1958 — то же

— 1959 — еще лист. Полевые работы. Командировка в Ленинград

— 1960 — работа над картой

— 1961 — завершение, май — отъезд в отпуск, декабрь — защита второго листа в Ленинграде.

Геолог, родился в Днепропетровске, окончил горный институт в 1951 г., работал рудничным геологом в Кривом Роге, на Колыму прибыл 50 октября 1958 г. на пароходе «Феликс Дзержинский». Начальник разведки, геолог 1958 по 1959 г. на рудной разведке Лазо ЮЗГПУ; с апреля 1940 г. в геолого-поисковом отделе ГРСТГПУ в пос. Иганджа на 92-м км Тенькинской трассы, начальник полевой партии; в 1940–1941 гг. начальник полевой партии, старший инженер, старший геолог ТГПУ; в 1945–1945 гг, — начальник оловорудной разведки, первооткрыватель месторождения олова «Сталинградец», в 1945 г, — начальник полевой партии на правобережье Кулу; с 1946 г. принимал участие в выявлении урановых оруденений на Теньке, в 1948–1949 гг. работал в составе Первого управления; позже работал начальником геологических партий на Колыме, а в 1955 г. — начальником Верхне-Хей-джанской геолого-поисковой экспедиции в районе Охотска. Позже работал над составлением ряда геологических карт. С Колымы уехал в 1961 г. Награжден орденом Ленина.