Иван Травкин - Всем смертям назло

Возвращаемся домой с неплохим результатом: два потопленных транспорта общим водоизмещением в семнадцать тысяч тонн. И все-таки каждый из нас в душе недоволен. Если бы не проклятый удар о скалу, мы нанесли бы врагу куда больший урон.

27 июля вновь начали форсировать минные поля. Обратный путь будет сложным. Правда, лодка идет уже «проторенной» дорогой, но по бортам вновь скрежещут минрепы, и звук этот нисколько не приятнее оттого, что попадаются, может быть, уже «знакомые» нам минрепы…

31 июля тихой теплой ночью, преодолев долгий и утомительный путь через вражеские минные позиции, не раз уклонившись от встреч с фашистскими засадами, мы всплыли подзарядить батарею. До дому оставалось не так уж далеко.

Нас обнаружили катера противника. Взвилась сигнальная ракета. С ближайшего катера ударила пушка.

Немедленно уходим на глубину. С шумом вырывается воздух из цистерн, море уже лижет командирскую рубку. Захлопываю крышку люка.

Едва успели нырнуть на двадцатиметровую глубину, раздались сильные взрывы недалеко за кормой. Однако и на этот раз мы оторвались от преследования.

Несколько раз всплывали в ту ночь, но зарядить батарею так и не смогли. Это удалось сделать, только перейдя в другой район. Теперь мы могли продолжить свой путь в Нарвский залив, где намечена точка встречи с нашими катерами МО и тральщиками. Протраливая фарватер, они проведут нас через минное поле.

Для верности встречу наметили на две ночи — или на четвертое, или на пятое августа. Ведь всегда может случиться непредвиденное…

В ночь на 4 августа мы были в назначенной точке. Всплыли. Лодка совершенно сливалась с темной поверхностью моря, и обнаружить ее было трудно. А мы в серой мгле разглядели силуэты нескольких кораблей. Внезапно между ними завязалась артиллерийская перестрелка. Я приказал срочно погрузиться, и мы осторожно покинули этот район.

Днем подводная лодка лежала на грунте. Здесь, на дне залива, в водах, занятых врагом, состоялось собрание коммунистов корабля. На повестке дня вопрос: прием в партию. Разбирались заявления наших товарищей Калинина, Голованова, Иванова, Гримайло.

Мы принимали в партию людей, которые показали себя верными сынами своей Родины. Стойко и мужественно держались они в минуты смертельной опасности. И это послужило им лучшей рекомендацией. Каждый из них поклялся биться с врагом до последней капли крови.

Мы, коммунисты корабля, не сомневались в том, что они выполнят свою клятву, и без колебания приняли их в свои ряды.

В ночь на 6 августа снова приблизились под водой к точке встречи. Накануне радист принял радиограмму: «Лодку будут встречать в условленном месте наши катера и тральщики».

Всплыли на поверхность. Я поднялся на мостик и стал вглядываться в темно-серую пелену, окутавшую все вокруг. Действительно, вдали смутно вырисовывались силуэты сторожевого корабля и катеров. Мы несколько раз передали сигнальным фонарем свои позывные. Но что это? Вместо ответа с катеров взвилось несколько ракет, а затем ударили пушки и пулеметы. Корабли направились прямо на лодку.

Спешно погружаемся. А кругом уже грохочут серии глубинных бомб. Лодку сильно ударило о грунт. Я еле устоял на ногах. Ильин приказывает продуть цистерну быстрого погружения. Лодка задрожала и медленно оторвалась от дна. Прибавив обороты электромоторов, берем курс в район больших глубин. От торпедистов поступил доклад:

— В первый отсек проникает вода!

Осмотр показал, что вода поступает через переборку дифферентной цистерны. Пробоину кое-как заделали.

Инженер-механик Ильин, отстранив трюмных, сам встал к станции погружения и всплытия. Манипулируя клапанами, он пытается удержать лодку на заданной глубине.

— Товарищ командир, — слышу голос акустика Мироненко, — над нами три катера!

Снова и снова раскаты взрывов. Трясется под ногами палуба. Акустик каждые две-три минуты сообщает о маневрах противника. Ни одного звука не пропускает он. Задыхаясь (отсеки давно не вентилировались), морщась от боли — в наушниках шумопеленгатора взрывы отзываются так, что могут полопаться барабанные перепонки, — Мироненко самоотверженно несет свою вахту.

Два с половиной часа непрерывной бомбежки.

Моряки в центральном посту тревожно поглядывают на меня. Знаю, стоит мне лишь немного замешкаться, потерять уверенность, — это сразу же передастся подчиненным. И я стараюсь как можно спокойнее и тверже отдавать команды. Бодро заверяю:

— Ничего, все равно обманем, уйдем!

Во время погружения у нас в уравнительную цистерну набралось воды больше чем нужно. Лодка стала чрезмерно тяжелой. Возникло новое опасение: ведь если отяжелевший корабль коснется илистого грунта, то поднявшаяся со дна муть выдаст его местонахождение. Откачать же воду из цистерны не можем: от сотрясения отказало пусковое устройство трубонасоса. За насос взялся старшина 2-й статьи Бойцов. Борис Бойцов — секретарь партийной организации корабля — всегда оказывается там, где всего труднее. Турбонасос в его умелых руках заработал. Приказываю трюмным включить установку, когда противник сбросит очередную серию глубинок. Под гул взрывов и шум винтов вражеских кораблей откачали лишнюю воду из цистерны. Теперь наша «щука» стала хорошо слушаться горизонтальных рулей.

Положение все же остается жутким. Корабли противника гоняют нас по мелководью и бомбят, бомбят. В центральном посту каждый из нас держится за какой-нибудь предмет, чтобы не упасть при близких взрывах. Недалеко от меня стоит Григорий Алексеевич Гольдберг. Он совершенно спокоен и мирно беседует с матросом Титовым, расспрашивает его о невесте, которую тот оставил в Ленинграде. И тут нас так тряхнуло, что почти все оказались на палубе. А Гольдберг как ни в чем не бывало стоит в прежней позе и рукой показывает трюмному на привод кингстона цистерны быстрого погружения:

— Подожмите, подожмите скорее!

Слышен кашель. В воздухе едко пахнет сернистым газом. Он выделяется из аккумуляторной ямы, где выплеснувшийся из баков электролит смешался с соленой водой, которая проникла в трюм.

А взрывы не стихают. От сильного удара на правой ходовой электростанции произошло короткое замыкание, возник пожар. Старший краснофлотец молодой коммунист Гримайло голыми руками гасит загоревшуюся изоляцию проводов и в то же время выполняет все команды об изменении хода. Увидел я его уже после отбоя тревоги. Весь обожженный, черный от копоти. А глаза сияют: справились все-таки электрики, отлично выполнили свой долг!

Долго противник преследовал и бомбил нас. Гас свет, сыпалась пробка, метались стрелки приборов. За сорок минут Широбоков насчитал девяносто шесть близких взрывов. А всего за этот поход на лодку было сброшено свыше четырехсот глубинных бомб. Корпус корабля выдержал это тяжелое испытание.