Иван Шевцов - Орел смотрит на солнце

Подобные «критические» выступления не были случайными в отношении творчества Сергеева-Ценского. Одно время они носили систематический характер. В 1927 году в № 22–23 журнала «На литературном посту» была опубликована статья Ж. Эльсберга (он же Я. Эльсберг), которая называлась «Контрреволюционный аллегорический бытовизм. Творчество С. Н. Сергеева-Ценского». По существу, это не статья критика, а полицейский донос, где просто без всяких мотивировок и оснований сообщалось: «В лице С. Н. Сергеева-Ценского мы имеем писателя, являющегося выразителем обнаженно-контрреволюционных настроений».

Конечно, после таких «приговоров» нелегко было писателю издавать последующие романы эпопеи. Вторую часть «Преображения» — роман «Обреченные на гибель» долго не удавалось выпустить в свет, тот самый роман, прочитав который М. Горький «чуть не ревел от радости», роман, в котором разоблачается гниющее буржуазное декадентское искусство, настойчиво лезущее в молодую Советскую Россию.

Сергей Николаевич вынужден был просить у М. Горького защиты от произвола издателей. По поводу нежелания Госиздата опубликовать «Обреченных на гибель» Ценский писал Горькому в декабре 1926 года: «…Дело в том, что 1-ю часть (то есть «Валю». — И. Ш. ) издавал один редактор, некто Николаев, а теперь там другой — некто Бескин, и насколько был любезен первый, настолько же олимпийски недосягаем и нем второй…» И дальше в этом же письме Сергей Николаевич сообщает Горькому:

«Очевидно, под влиянием Вашего мнения о моей книге в № 12 «Нов. мира» появилась статья Замошкина, который отнесся к «Преображению» вполне терпимо и даже с похвалой». Однако прошло три года, а в отношении к «Обреченным на гибель» ничего не изменилось. И тогда Сергей Николаевич телеграфировал Горькому в Москву: «Дорогой Алексей Максимович. Очень прошу содействовать выпуску моего романа «Обреченные на гибель» в МТП (Московское Товарищество Писателей. — И. Ш. ), задержанного помощником Керженцева Розенталем, а также другой книги «Поэт и поэтесса», задержанной в «Федерации»…»

Вслед за этой телеграммой он послал Горькому письмо, в котором довольно подробно рассказывал о травле, «поднятой… Машбицем, Гельфондом, Эльсбергом, Розенталем и другими, которые подписываются одними буквами или не подписываются совсем, которым и самим явно стыдно за свои выпады…». Далее он писал, что критики «обвиняют меня за то, что филин у меня съел павлина (по-видимому, павлин должен был съесть филина), за то, что бывший красноармеец (в «Старом полозе») убил змею (по-видимому, змея должна была убить б. красноармейца)… В результате этой чепухи книги мои запрещены».

В отчаянии он спрашивал: как ему быть и что делать? Снова пасти коров?

Горький в это время опять заболел и вынужден был уехать за границу, чтобы продолжать лечение. Атаки «критических комаров», довольно дружные и организованные, продолжались. 24 мая 1935 года в «Литературной газете» появилась статья А. Котляр о творчестве Сергеева-Ценского под уничтожающим заголовком «Философия обывательщины». Статья эта не многим отличалась от заметки, подписанной инициалами «Г. К.», н полицейского доноса Эльсберга: та же бездоказательная брань вперемешку с грубым подлогом. А. Котляр начала статью эпиграфом из Горького: «Он плохо видит, плохо слышит и потому плетется шатаясь, далеко сзади жизни, где-то в стороне от нее, без дороги и без сил найти дорогу, он кричит там, но крики его звучат слабо, фразы разорваны, слова тусклы, и никто не понимает его вопля».

Сделав такое вступление и не сказав читателю, кого имел в виду Горький, А. Котляр с ходу начинает поносить С. Сергеева-Ценского, его рассказы и повести, написанные в советское время, его роман «Искать, всегда искать!». У Котляр получается, что вышеприведенные слова Горького относятся к Ценскому. Но ведь известно, что Горький говорил это о мещанах, о декадентах. А Сергеева-Ценского он называл своим любимым художником, большим, насквозь русским писателем, блестящим продолжателем колоссальной работы классиков — Гоголя, Толстого, Достоевского, Лескова, самым интересным и надежным лицом во всей советской литературе. Но критик, ничуть не краснея, белое выдает за черное, — лишь бы только очернить писателя.

Действительно, какую же надо было иметь Ценскому силу и выдержку, чтобы выстоять! Более слабые, хотя и талантливые, писатели, оказавшись на месте Ценского, не выдерживали: гибли под ударами критических камней, растерзанные и изъеденные далеко не безобидными «комарами».

Когда обобщишь и проанализируешь все эти примеры и факты, приходишь к выводу, что жизнь писателя была полна трагизма и неустанной борьбы.

Величие литературного подвига Сергеева-Ценского еще и в том, что он не только писал великолепные произведения, но и преодолевал заговор клеветы и травли, продолжавшиеся долгие годы его жизни.

После статьи Е. Петрова и даже после присуждения Сергееву-Ценскому Государственной премии за «Севастопольскую страду» атаки на эпопею не прекращались.

В 1940 году по просьбе Центрального Театра Советской Армии Сергей Николаевич сделал инсценировку эпопеи. Театр готовил постановку. В день своего шестидесятипятилетия писатель получил телеграмму из Москвы, от руководителей ЦТСА. «Алушта, Сергееву-Ценскому. Работа «Севастопольской страдой» идет успешно. Актеры репетируют воодушевлением. Макет прекрасный. Желаем Вам, замечательному русскому писателю, в эти дни успешной творческой работы, полного здоровья. Крепко жмем Вам руку. Попов, Бояджиев, Афонин».

В канун 1941 года Сергей Николаевич записал: «В наступающем году я думаю писать для театра, так как неожиданно для себя я нашел в нем ту настоящую, живую заинтересованность, какой не удалось мне, к сожалению, вызвать в издательствах своим трудом беллетриста.

Изданная в Гослитиздате минимальным десятитысячным тиражом эпопея моя «Севастопольская страда», судя по многим письмам ко мне и даже по статьям, появившимся в последнее время в газетах, пользуется успехом у читателей, но, увы, повторным изданием она не появляется.

Не вдаваясь в причины, почему именно не появляется, несмотря на интерес к ней читателей, *я склонен думать, что лучше сделаю, если отойду от беллетристики, отложу начатую работу над двумя большими эпопеями: «Преображение России» и «12-й год».

Однако «живая заинтересованность» театров оказалась иллюзорной.

Невзирая на такое к себе отношение критики, Ценский в 1940 году написал историческую повесть «Синопский бой», в которой блестяще раскрыл флотоводческий талант П. С. Нахимова и снова показал героизм и мужество русских моряков. Что же касается эпопеи «12-й год» (о первой Отечественной войне), то вспыхнувшая Великая Отечественная война заставила писателя вообще отказаться от такой темы. В архивах Сергея Николаевича сохранилось лишь несколько набросков. Наиболее крупным является незаконченная стихотворная драма «Бонапарт у ворот».