Екатерина Фурцева - «Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР» [litres]

Два вывода сделала четырнадцать лет назад. Первый – доверять можно только самым близким людям. Второй – люди считаются со мной, только пока я что-то значу. Перестану быть министром – заклюют меня.

Уходить надо молча. Не хлопать дверью. Иначе будет, как с Фадеевым. Опозорят посмертно на весь мир [266]. Только молча.

Из-за оставшегося в Канаде Барышникова [267]Кириленко устроил мне разнос. Обвинения сыпались одно за другим. Распустила всех, избаловала, халатно отношусь к делу, ослабила контроль, развалила работу и т. д. Я молча слушала и думала только обо одном – как бы не расплакаться. Слезы – это конец. Плакать в ответ на критику означает признать свою несостоятельность. Когда Кириленко закончил, я попросила высказать мне конкретные претензии. В чем моя халатность? Кого я «распустила»? Кого «избаловала»? Надо же соблюдать последовательность. В прошлый раз меня обвинили в тиранстве. Сейчас в том, что я всех балую. Как так? И по работе я готова отчитаться в любой момент. Никакого развала в моем министерстве нет. Все это прекрасно знают, и Кириленко в том числе. Разве один сбежавший артист может перечеркнуть все, что было мною сделано? Что же касается контроля, то он у меня на должном уровне. Барышников за все время своей работы в Кировском [268]проявлял себя только с хорошей стороны. О нем никто слова дурного сказать не мог. Был одним из ведущих солистов. В прошлом году получил «заслуженного». В 25 лет – заслуженный артист! Кто мог предположить, что он не вернется с гастролей? Другое дело, если бы Барышников был пьяницей и антисоветчиком. Тогда можно было бы упрекнуть – куда глядели? Зачем отправили за границу? Я сказала Кириленко, что не могу из Москвы контролировать то, что происходит в Канаде. С теми, кто недоглядел на месте, будем разбираться. Каждый получит по заслугам. Но надо же правильно понимать ситуацию и не делать из мухи слона. «За все отвечает министр!» – сказал мне Кириленко. Формально он прав, но я понимаю, откуда дует ветер. Меня критикуют по любому поводу. Успехов не замечают, только недостатки. И критика эта с каждым днем становится масштабнее. Когда в 70-м за границей осталась Макарова [269], мне никто разносов не устраивал. Макарова тоже была на хорошем счету и незадолго до бегства получила «заслуженную». Сбежала, оставив в Ленинграде мужа. Кто мог подумать? В душу человеку не заглянешь. Тогда Демичев пригласил меня к себе для обсуждения мер, которые следовало принять. Ни единого упрека по поводу Макаровой я от него не услышала. Было обычное рабочее совещание. Но то было четыре года назад. Сейчас же все выворачивается таким образом, будто это я одна во всем виновата. Чувствую, что следующее бегство положит конец моей карьере. И все станут говорить, что Фурцеву сняли за развал работы. А о том, что было хорошего, никто и не вспомнит. Нет, кто захочет – вспомнит. Я успела наставить себе «памятников». Новый цирк, новое здание МХАТа, новое здание хореографического училища… Все сразу и не перечислить. Такие вот «памятники» я считаю настоящими. Это памятники делам. Любой здравомыслящий человек посмотрит и поймет, что Фурцева не даром министерскую зарплату получала.

Собралась зачеркнуть то, что написала. Нескромно. Хвастаюсь сама себе. Зачем? Но передумала зачеркивать. Хоть самой себе да похвастаюсь. Больше некому. Раньше еще маме можно было похвалиться. Мама была скупа на похвалу. Она считала, что хвалить означает портить. Но ей были приятны мои успехи. «Можешь же, когда постараешься», – говорила она так, будто я когда-то плохо старалась или ленилась. Недостатков у меня хватает, но ленивой, лживой и неблагодарной я никогда не была.

Помню, как Федин [270]переживал по поводу поступка писателя Кузнецова [271], который остался в Лондоне. Но там был совершенно другой случай. Кузнецов втерся к Федину в доверие, чтобы тот организовал ему творческую командировку в Лондон собирать материалы для книги о Втором съезде партии. Писать о Втором съезде к ленинскому юбилею хотели несколько писателей, но Федин выбрал Кузнецова. А тот подложил своему благодетелю такую огромную свинью. Вдобавок у Кузнецова в биографии было не все гладко. Так что выговор за него Федин получил совершенно заслуженно. Недосмотрел, не проявил должной бдительности, сделал неправильный выбор. Но никто тогда не говорил о развале работы в Союзе писателей. Была совершена конкретная ошибка, которую и обсуждали.

Первый секретарь московского горкома Попов когда-то сказал фразу, которую я запомнила на всю жизнь. «Масштабы последствий не зависят от размера ошибки». Понимай так – маленькая ошибка может иметь огромные последствия. Все зависит от ситуации и от расстановки сил. Сейчас ситуация сложилась отвратительная. Я одна. Поддержки мне ждать не от кого. Многим я мешаю. Уже не раз слышу о том, что в министерстве нужна мужская рука, чтобы навести должный порядок. Если уж на то пошло, то мужская рука в культуре есть. Это Демичев. А если спросить мое мнение, то я скажу, что культурой больше пристало заниматься женщине. Культура – материя тонкая. Здесь нельзя рубить сплеча. «Если из Кировского еще хоть один человек сбежит, мы это антисоветское гнездо закроем», – пообещал Кириленко. Я не стала возражать, но про себя улыбнулась. Закрыть Кировский театр? Один из главных театров страны? Из-за нескольких перебежчиков? Сколько логики в таком решении? Может, закрыть все театры? От греха подальше. И никого не выпускать на гастроли? Чтобы наши враги снова начали говорить про «железный занавес»? Может, для начала лучше сменить секретаря парторганизации театра и поручить руководству более тщательно отбирать кандидатуры для гастролей? Я уже продумала меры, которые следовало принять, но разнос в ЦК выбил меня из колеи. От меня ждут, что я начну рубить головы и тасовать кадры, а я этого не хочу. Перетасовка кадров редко когда помогает. Тем более в искусстве, где руководящие кадры в дефиците. Это в народном хозяйстве можно перебрасывать руководителей из одной отрасли в другую. В искусстве такой подход невозможен. Писателя или художника не поставишь директором Кировского театра. Я вообще считаю, что театральное руководство нужно менять как можно реже. Театр – структура особенная. У нового руководителя уходит очень много времени на то, чтобы освоиться, найти индивидуальный подход к каждому артисту. Без этого нельзя хорошо, успешно работать. Даже такой деловитый и опытный режиссер, как Ефремов, освоился во МХАТе только на третий год. Да и освоился ли до конца? Так что кадры лучше не тасовать, а воспитывать. Люди учатся на ошибках. Ну а если кто не хочет учиться, то тут уж ничего не поделаешь. Приходится избавляться.