Антонин Запотоцкий - Красное зарево над Кладно

Никакой приговор суда не в силах поколебать нашу уверенность.

Наоборот, мы верим, что единственное спасение — лишь в немедленном, быстром и до конца последовательном перевороте, в замене нынешнего обреченного частнокапиталистического строя строем социалистическим».

Суд выносит приговор. Подсудимые признаны виновными и осуждены. Кладненцы подают апелляцию. Ждут ответа на нее и продолжают сидеть в тюрьме. Здесь тоже можно многому научиться. Нужно только смотреть и наблюдать. Взять хотя бы господина Франтишека Ветра из Либушина.

Он тоже сидит в Панкраце. Он, конечно, совершенно невинен. С ним полезно поговорить. Он поделится с вами своими общественными взглядами.

— Что вас, господа, посадили — это я понимаю, это в порядке вещей. Вы устраивали бунты. Не хотели признавать нынешний строй. Но я! Я его признавал. Я не выступал против него. Я был готов его поддерживать. И поэтому совершенно несправедливо, что меня арестовали. Ведь на нас, честных купцов, республика должна опираться. Торговля, милостивые государи, — объясняет Ветр, — это не только прибыль. Это и риск. Да, риск. Вы только подумайте, как во время войны люди ругали спекулянтов. И напрасно, господа, уверяю вас, что напрасно. Я тоже торговал, и, может быть, кто-нибудь скажет, что я спекулировал. Чепуха!

Если человек хотел торговать, действительно помочь своим ближним и что-нибудь для них достать, то ему приходилось идти на черный рынок. А если ты покупаешь на черном рынке, то должен иметь на это деньги. Массу денег. Из-под полы в долг не продают. На черном рынке все передается из рук в руки.

Вот тебе деньги, а ты давай товар. Ударили по рукам — и держи слово. Ты ни гу-гу, и я ни гу-гу. Никому нет дела, кто сколько зарабатывает. Это — торговое искусство и торговая тайна. Я тоже торговал. Когда я только начинал, у меня не было денег. Для оборота надо было достать капитал. Это тоже вопрос коммерческого таланта. Важно уметь найти кредит. Есть, скажем, люди с деньгами. Денег масса, а лежат они балластом. Как в священном писании. Получит талант и закопает его. А порядочный купец должен уметь отыскать этот зарытый в землю клад и откопать его. Я откопал. В Сланах жила одна вдова. Ее фамилии я вам не назову. Соблюдение тайны — это первая добродетель торговца.

Я с ней познакомился. Необходимо было завоевать ее доверие. Поэтому я ходил к ней несколько недель подряд. Днем и ночью. Не смейтесь, господа; когда речь идет о доверии, честный торговец не должен бояться приносить в жертву и ночи. Я уговаривал ее и давал обещания. Я убедил ее, что если она вложит свои деньги в торговлю, эти деньги будут считаться общими. И то, что я заработаю, тоже будет общим. А в конце концов я на ней женюсь.

— Но ведь вы женаты, господин Ветр?

— Женат, верно, — подтверждает Ветр.

— Как же вы могли обещать, что женитесь на ней? Это — обман.

— Да какой же тут обман, господа? — удивляется Ветр. — Запомните раз и навсегда: в торговле нет никаких обманов. Самое большее — торговый трюк. Не будьте наивны, господа. Мог ли чего-нибудь достичь частный торговец, если бы он не знал торговых трюков и ничего не обещал? А если обещает — его добрая воля исполнить это обещание. Но раз человек при всем своем желании не может выполнить свое слово — это не обман. Это, как говорится, форс-мажор.

Но вдова не понимала торговых трюков. Она донесла — и меня арестовали. Дело передали в суд. Ну, что же, говорю себе, пускай суд. Что делали бы адвокаты, если б не было судов? Вот зашел я, значит, к одному. Перво-наперво, он взял тысячу крон задатка. Ну, хорошо, говорю себе, для этого ты адвокат. Понимаешь свое ремесло. Не хочешь рисковать. Кто попал в беду — пусть платит. Только на несчастье одних могут разбогатеть другие. В этом отношении вы, большевики, не вздумайте переделывать общество. Можно отнять у других — если у тебя есть подходящий случай и, главное, сила, — это пожалуйста, это я, господа, признаю правильным, тут я заодно с вами. Но желать уничтожить в мире нищету, бедность и несчастье — это глупость, господа, это вы бросьте. Если бы не было бедняков и нужды, так на ком бы зарабатывал честный купец? С чего бы он богател? Чем бы он мог насладиться на свои честно заработанные деньги? А я наслаждался, господа. Если бы вам рассказать, вы бы глаза вытаращили. Не будь этой страшной нищеты в войну, думаете, можно было бы так наслаждаться жизнью? Меня всюду знали, и куда бы я ни попадал, там всегда было весело. А вот сейчас я сижу здесь, в Панкраце. И без всякой вины. Никто не задумывается, какой это убыток для национальной экономики республики. Сколько бы я мог заработать и сколько бы мог дать заработать другим. Но без нищеты ничего бы не вышло. Поэтому, господа, не посягайте на нищету!

— А как, собственно, было дело с вашим судом, Ветр? — спрашивает кто-то.

— С моим судом? Ну, зачитали исковое заявление. В общем ничего особенного там не было. Просто дела, которые случаются со всяким порядочным и старательным торговцем, который хочет и умеет зарабатывать. Взял деньги взаймы и не вернул. В иске сказано — выманил мошенническим путем. Выманил? Да разве это преступление? Без приманки вы и голубя не поймаете в решето. Раз хочешь поймать птичку, надо ее одурачить. Это не мошенничество. Это хитрость. Раз я хотел поймать вдову, я должен был с нею жить и даже обещать жениться на ней. Иначе бы она не клюнула. Ну, скажите, господа, можно ли арестовывать людей только потому, что они что-то обещали и не выполнили? Нам тогда нехватило бы тюрем. Кого бы только тут не было? Пожалуй, все наше коалиционное правительство. Сколько вам, кладненцам, наобещали на всяких этих конференциях и во время переговоров? Тут опять, господа, я соглашаюсь с нашим правительством. Не сердитесь на меня. Когда вы на них наскакивали и господа были в затруднении, они давали обещания. Но они перехитрили вас: вы захотели во что бы то ни стало заставить их выполнить обещания, вас арестовали. Все в порядке. Но почему, чорт возьми, сижу здесь я, Франта Ветр, честный торговец из Либушина? Если я делал то же самое, что делали и наши господа коалиционные министры? Я обещал и не мог выполнить. За это меня не следовало сажать в тюрьму. Но пришла беда — отворяй ворота. Я напал на глупого адвоката. Тянуть с меня деньги он умел. Но ничего не смыслил в параграфах и в адвокатских фокусах. Да и судья на меня насел. Приписал мне какие-то «преднамеренные действия». Слышали вы когда-нибудь такое, господа? Способен ли я на подобные бесчинства? Ладно, деньги я выманил, обещал вдове жениться, купил в рассрочку вещи и за наличные продал. В этом я признаюсь. Этого я не стыжусь. Но позволять себе преднамеренные действия? Нет, я не пал так низко. Только я это услышал, просто подскочил на месте и хочу протестовать. Но адвокат мне кивнул: садитесь, мол, Ветр, спокойно, спокойно. Потом он мне говорит: «Не высказывайтесь, положитесь на меня, все устроится. Вы любите много говорить, а это раздражает господ судей. Чтобы быстрее кончилось, надо поменьше говорить — и все будет хорошо».