Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Женитьба на черкесской княжне не имела никаких положительных последствий для Русской державы. Сама царица осталась в памяти людей как злая женщина, которая не могла и не хотела обуздать дикие наклонности своего венценосного супруга. Впрочем, никто из окружения в тот период не ставил перед собой подобной цели. Наоборот, поведение царя во всем оправдывалось и поддерживалось многочисленными любителями поразвлечься в его компании.

Ходили слухи, что Иван Васильевич «предавался разврату противоестественным образом с Федором Басмановым». Один из бояр, Дмитрий Овчина-Оболенский, упрекнул в этом фаворита: «Ты служишь царю гнусным делом содомским, а я, происходя из знатного рода, как и предки мои, служу государю на славу и пользу отечеству». Басманов пожаловался на это Грозному. Тот задумал отомстить обидчику. Не раскрывая своих намерений, он пригласил Овчину к столу и подал ему большую чашу вина, приказав выпить все залпом. Овчина не мог выпить и половины. «Вот так-то, — сказал самодержец, — ты желаешь добра своему государю! Не захотел пить, ступай же в погреб, там есть разное питье. Там напьешься за мое здоровье». Овчину увели в погреб и задушили, а царь, словно ничего не знал об этом, послал на следующий день к нему домой приглашать к себе. Неведение и растерянность жены Овчины, которая не знала о судьбе своего мужа, потешали Ивана Васильевича.

Сторонники прежнего окружения исчезали один за одним. Князь Дмитрий Курлятов вместе с женой и дочерьми был сослан в каргопольский Челмский монастырь. Через некоторое время царь вспомнил о нем и приказал убить. Другой боярин, князь Воротынский, также был сослан со всей семьей на Бело-озеро. Князь Юрий Кашин и его брат были умерщвлены без ссылки. Тогда же начались преследования семейства Шереметевых, которые закончились для них трагически.

Грозным овладела навязчивая идея: он боялся измены со стороны всех, кого подозревал в дружбе со своими прежними опекунами. Ему казалось, что из-за невозможности снова к нему приблизиться они перейдут на службу к польскому королю или к крымскому хану. Больное воображение подсказало немыслимый выход. Он начал брать с бояр и князей поручные записи, в которых они клялись верно служить государю и его детям, не искать другого государя и не выезжать в Литву или другие державы. В 1561 году подобные заявления были подписаны князем Василием Глинским и боярами Иваном Мстиславским, Василием Михайловым, Иваном Петровым, Федором Умным и другими. До нас дошла весьма любопытная поручная записка князя Ивана Дмитриевича Бельского, датированная мартом 1562 года. Иван Васильевич заставил за него поручиться множество знатных лиц с обязанностью уплатить 10000 рублей в случае измены. В апреле 1563 года с этого же боярина была взята новая запись, в которой он сознается в том, что преступил крестное целование и собирался бежать к Сигизмунду-Августу с целью причинить вред своему государю. Скорее всего, такого замысла у Бельского не было, хотя многие в то смутное время спасались бегством из Московского государства именно в Литву (современная территория Беларуси). Ведь и Глинские, и Бельские, и Мстиславские, и Хованские, и Голицыны, и Щенятевы, и Трубецкие и многие другие княжеские роды происходили именно из Литвы (Беларуси).

Под давлением Бельский вынужден был оклеветать себя, чтобы поручители расплатились за него и отдали деньги в казну. В пользу такого предположения свидетельствует тот факт, что Бельский не понес сурового наказания, а это шло вразрез с принципами Грозного.

Больше всего подействовало на царя бегство князя Курбского. На него, как и на других представителей «избранной рады», было наложено страшное обвинение причастности к гибели царицы Анастасии. Когда происходил собор, обвинивший Сильвестра в измене и колдовстве, Курбский во главе войска находился в Ливонии. В 1563 году он бежал из Дерпта в Вольмар, занятый литовцами. Оттуда он попросил польского короля принять его как политического эмигранта. Сигизмунд-Август не только удовлетворил эту просьбу, но и дал Курбскому в поместье город Ковель и другие имения.

Обосновавшись на новом месте, уверенный в своей недосягаемости, боярин посылал на родину дерзкие и оскорбительные письма, адресуя их непосредственно царю. Невозможность наказать «беглого раба» окончательно вывела из себя раздражительного самодержца. Он дошел до высшей степени злости и тирании, уже граничившей с потерей рассудка.

Русский народ, познавший вкус демократии Сильвестра и его «избранной рады», начал приходить в смятение. Испугались и те, с чьего молчаливого согласия свора негодяев окружила царя и теперь распространяла на него свое пагубное влияние. Задрожали от страха даже его нынешние приближенные, на примере практически уничтоженных противников познавшие, что такое царская немилость.

Нельзя сказать, чтобы сам Иван Васильевич пребывал в полном спокойствии относительно своей дальнейшей участи. Он отлично помнил о жутком пожаре в Москве и о последовавшем за ним народном бунте. Нужно было обезопасить себя и от недовольной его деятельностью знати. Но как? Искусные сценаристы во главе со своим благодетелем начертали план комедии, согласно которому подданные должны были просить царя мучить и казнить их по собственному усмотрению.

Действительно, установление опричнины — это фарс, жуткий по своему содержанию, но мастерски исполненный комедиантами. В конце 1564 года Грозный приказал собрать в столицу дворян с женами и детьми, детей боярских и приказных людей, которых выбрал поименно. Разнесся слух, что он решил покинуть престол. Все съехались, заинтригованные таким известием. Царь появился перед подданными и обратился к ним с речью, в которой сообщил духовным и светским людям, что ему стало известно, будто бы все его ближайшее окружение лишь терпит его правление и не желает в действительности, чтобы царствовал он, а затем и его наследник. С этими словами он положил свою корону, жезл и царскую одежду. А на следующий день со всех церквей и монастырей священники привозили к Грозному образа. Он кланялся перед ними, прикладывался к святым ликам, брал у священников благословение. Потом несколько дней сам ездил по церквам, мастерски изображая покорность судьбе. Наконец, 3 декабря в Кремль приехало множество саней, из дворца начали выносить царское имущество.

В последнем акте этой комедии новый митрополит Афанасий отслужил литургию в присутствии всех бояр; Грозный принял его благословение, дал поцеловать подданным свою руку, сел в сани вместе с царицей и двумя сыновьями и отбыл в неизвестном направлении. Вместе с ним отправились и его нынешние любимцы: Алексей Басманов, Михайло Салтыков, Афанасий Вяземский, Иван Чоботов, избранные дьяки и придворные. Некоторые остались, чтобы сеять в столице панику.