Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Однако вскоре он открыл для себя одну фатальную истину: безграничная власть, которой он обладал, не давала вождю мирового пролетариата права на бессмертие. В мае 1922 года он перенес первый инсульт, вследствие которого на несколько месяцев должен был отойти от дел. Осенью он вернулся к работе и даже произнес несколько речей, но было совершенно очевидно, что его физические силы подорваны. 12 декабря по совету врачей Ленин уединился в своей квартире в Кремле, а еще четыре дня спустя у него случился второй, еще более тяжелый инсульт, в результате чего наступил правосторонний паралич. Третий инсульт, поразивший Ленина 9 марта 1923 года и лишивший его дара речи, приблизил его к трагическому финалу. Он жил еще десять месяцев, но уже не работал.

Эти события всколыхнули высшую партийную среду. Вопрос о том, кто будет преемником вождя, витал в воздухе и заслонял все другие вопросы. Верные ученики на примере учителя видели, каким лакомым куском является власть. Они также понимали, что чем безграничнее эта власть, тем сильнее разгораются аппетиты ее обладателя. Борьба за лидерство в партии приобрела гротескные формы. Она усиливалась прежде всего потому, что Ленин не делал никаких намеков относительно кандидатуры своего наследника. Это еще раз подчеркивает, что его не заботило истинное положение дел в стране: он не надеялся увидеть конечный результат своих преобразований, и поэтому учиненная им разруха нисколько его не смущала.

Из числа всех соратников Ленина наиболее выделялись две фигуры: Троцкий и Сталин. Первый, по собственному выражению Ленина, был «самый способный человек в нынешнем ЦК». Ко второму, вплоть до конца 1922 года, Владимир Ильич питал дружескую симпатию.

Утверждение о том, что Ленин никогда не благоволил Сталину и всегда относился к нему с подозрением, не соответствует действительности.

«В. И. Ленин очень ценил Сталина, — писала младшая сестра вождя, М. И. Ульянова, в президиум Объединенного пленума ЦК и ЦКК РКП(б) 26 июля 1926 года. — Показательно, что весной 1922 г., когда с В. И. случился первый удар, а также во время второго удара в декабре 1922 г. В. И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимными поручениями, поручениями такого рода, что с ними можно обратиться лишь к человеку, которому особенно доверяешь, которого знаешь как истинного революционера, как близкого товарища. И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным, а не с кем-либо иным. Вообще за весь период его болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина».

Учитывая, что письмо датировано 1926 годом, когда Ленина уже не было в живых, а Сталин пришел к кормилу власти, можно предположить, что оно было написано под давлением. Но существуют и другие документальные свидетельства явного расположения вождя мирового пролетариата к своему верному и последовательному ученику. Документы указывают, что за четыре месяца безвыездного пребывания Ленина в Горках Сталин посетил его 12 раз. Именно ему было направлено письмо от 17 июля 1922 года с требованием безжалостной высылки за рубеж «без объявления мотивов» представителей русской интеллигенции. До определенного момента влияние Сталина в высших эшелонах власти возрастало с подачи самого Ленина.

Вот письменное свидетельство, подтверждающее этот факт:

«Секретарю ЦК т. Сталину.

Ввиду того, что т. Рыков получил отпуск с приезда Цюрупы (приезд ожидается 20/IX), а мне врачи обещают (конечно, лишь на случай, что ничего худого не будет) возвращение на работу (вначале очень умеренную) к І/X, я думаю, что на одного т. Цюрупу взвалить всю текущую работу невозможно, и предлагаю назначить еще ДВУХ ЗАМОВ (зампред СНК и Зампред СТО), именно: тт. Троцкого и Каменева. Распределить между ними работу при участии моем и, разумеется, Политбюро, как высшей инстанции.

11 сентября 1922 г. В. Ульянов (Ленин)».

На письме — пометка «С. секр. На голосование членов Политбюро ПО ТЕЛЕФОНУ И. Сталин». А внизу — «Голосование членов Политбюро по телефону:

1) «за» (Сталин)

2) «Категорически отказываюсь» (Троцкий)

3) «за» (Рыков)

4) «воздерживаюсь» (Томский)

5) «не возражаю» (Калинин)

6) «воздерживаюсь» (Каменев)».

Неверна также версия о том, будто бы Ленин страдал от черствости Сталина, которому Политбюро поручило следить за режимом больного вождя. Письмо от 7 июля 1922 года делает ее фактически несостоятельной:

«Т. Сталин! Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного припадка в пятницу и сделали сугубую глупость: попытались запретить «политические» посещения (сами плохо понимая, что это значит). Я ЧРЕЗВЫЧАЙНО рассердился и отшил их. В четверг у меня был Каменев. Оживленный политический разговор, прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу поправился.

Я требую Вас экстренно, чтобы УСПЕТЬ сказать, на случай обострения болезни. Успеваю все сказать в 15 минут и на воскресенье опять прекрасный сон. Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда волнуюсь, то ИЗ-ЗА ОТСУТСТВИЯ своевременных и компетентных разговоров. Надеюсь, Вы поймете это, и дурака немецкого профессора и К* отошьете. О пленуме ЦК непременно приезжайте рассказать или присылайте кого-либо из участников.

С коммунистическим приветом Ленин».

Приведенные выше документальные свидетельства характеризуют взаимоотношения между двумя вождями до того момента, когда Ленин стал видеть в своем ближайшем соратнике угрозу для своего собственного авторитета. Выдвигая Сталина 4 апреля 1922 года на пост генерального секретаря Центрального комитета (секретарями стали Молотов и Куйбышев), он, очевидно, еще не понимал этой угрозы. Но вскоре усиление бюрократической тенденции в государстве и партии стало очевидным. Через несколько дней, обуреваемый беспокойными предчувствиями, Ленин продиктовал свое «завещание». Положение дел, однако, было уже невозможно исправить даже «последними наказами» вождя.

Ленин начал свое «завещание» с предупреждения об опасности раскола между «двумя классами» — рабочим и трудовым крестьянством, на чей союз опиралась деятельность партии. Но эту опасность он видел в отдаленном будущем. В «ближайшем будущем» он предвидел угрозу раскола между членами Центрального Комитета, а именно: между Сталиным и Троцким. Сталин, по его словам, «сосредоточил в своих руках необъятную власть»; Ленин не был уверен, сумеет ли Сталин «всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Троцкий, который был «самый способный человек в нынешнем ЦК», «проявлял чрезмерное увлечение чисто административной стороной дела». Другие ведущие фигуры в ЦК также не избежали критики в ленинском «завещании». Зиновьеву и Каменеву он припомнил их сомнения в решающий момент октября 1917 года. «Бухарин не только крупнейший, ценнейший теоретик партии», но «он никогда не понимал вполне диалектики» и его взгляды «с очень большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским». Это явно неожиданное суждение о человеке, книги которого считались в то время широко известными партийными учебниками. Но каким бы ни было суждение Ленина о недостатках коллег, единственное, что он смог рекомендовать в своем «завещании», — это расширить состав ЦК до 50, до 100 человек.