Валентина Краскова - Кремлевские кланы

Куда-то исчез руководитель секретариата Валерий Краснов. С Руцким оставался только начальник охраны Владимир Тараненко.

Ночью с 3 на 4 октября в столицу вошли войска. Их позже упрекали в медлительности, но, по мнению специалистов, на самом деле были перекрыты все нормы боеготовности. Как только Ельцин появился в Кремле, было принято политическое решение, разработан план операции, а в два часа ночи по улицам Москвы уже двигались танки.

Танки и бронетранспортеры правительственных частей расположились около гостиницы «Украина» напротив Белого дома.

В восемь утра начался обстрел. Руцкой до последней минуты верил, что бронетехника пришла на помощь «оппозиции». Его сбили с толку люди в штатском, сидевшие на танках и БТРах. Но это были члены Союза ветеранов Афганистана, объявившие войну Руцкому и Хасбулатову и во главе с бывшим другом Руцкого Александром Котеневым прибывшие штурмовать Белый дом.

Из здания Верховного Совета боевики вели интенсивный огонь по бронетехнике, но когда первый танк выстрелил по Белому дому, последние иллюзии начали рассеиваться.

Хасбулатов сидел в кресле, уставившись в одну точку и не обращая внимания на «министра безопасности» Баранникова, который пытался «докладывать обстановку». Подошедший «министр обороны» Ачалов начал было: «По моим сведениям имеются части, которые отказались выполнить приказ Ельцина о штурме».

«Меня не интересует, — отрешенно перебил его Хасбулатов, — какие части отказались. Меня интересует, какие части пришли». И снова погрузился в прострацию. Внезапно его взгляд упал на корреспондента информационного агентства «Интерфакс» Терехова, который все время находился в кабинете. «А, и ты здесь, — медленно произнес спикер. — Ты уходи, не оставайся. Ты же видишь, что сейчас будет».

Он уже понимал, что дело проиграно. А Руцкой продолжал развивать бешеную деятельность. «Он был в каком-то лихорадочном возбуждении», — вспоминает Терехов. С Руцким неотступно находился Виталий Уражцев.

После выстрела по башне Белого дома в 10 часов 15 минут остановились часы на здании парламента. Потом появились вертолеты. Руцкой был уверен, что они прилетели ему на помощь, но на самом деле это были вертолеты правительственных сил. В случае необходимости они могли обстрелять Белый дом управляемыми реактивными снарядами или высадить десайт. Но эти планы в конце концов были отвергнуты, поскольку при таком обстреле могло обрушиться все здание, а высадка с воздуха привела бы к огромным потерям со стороны атакующих.

Около десяти часов утра Руцкой обратился к Терехову, у которого был радиотелефон: «Слава, соединись со своим начальником, пусть он позвонит Черномырдину. Мы готовы начать переговоры». Вскоре поступил ответ Черномырдина: «Никаких переговоров. Безоговорочная капитуляция. Выход парламентариев с белым флагом через двадцатый подъезд. Сдача оружия.»

Стали думать, кому идти. Народу оставалось совсем немного, толпа восторженных парламентариев куда-то рассосалась. «Давайте, я пойду, — вдруг предложил Терехов. — А вы сообщите Черномырдину, что сдаетесь.»

«Ладно, иди, — ответил Руцкой. — Пока ты дойдешь, глядишь, еще подлетят вертолеты из Тушина.»

«Нет, так не пойдет, — Терехов отложил простыню, взятую вместо белого флага. — Если сдаетесь, так уж сдавайтесь.»

«Ладно, сдаемся», — сказал Руцкой.

Терехов подхватил простыню и направился вниз. Танковый обстрел продолжался. Дрожали стены. По коридорам расхаживали люди с оружием, некоторые в военной форме. Кто был кто, уже вряд ли кто-нибудь взялся бы сказать. На первом этаже Терехова остановили, заставили лечь на пол — руки за голову. «Шевельнешься — пристрелим», — предупредили и для убедительности ударили прикладом. На полу в холле уже лежали 250 человек — женщины, сотрудники Белого дома, очевидно, намеревавшиеся покинуть здание. Были священники, которые несмотря на запрет читали вслух молитвы. Позже Терехова отвели в подвал. Он так и не понял, что за люди его задержали.

По сути дела все было уже кончено, хотя Руцкой еще суетился, создавая видимость энергичных действий. Хасбулатов сидел в глубоком кресле с трубкой в руках и повторял в пустоту: «Я несколько лет знал Ельцина, но мне и в голову не приходило, что он способен на такое».

Днем 4 октября распространилось сообщение, что Хасбулатов с Руцким вызвали к себе членов своих семей. Многие восприняли это так, что они хотят покончить счеты с жизнью. Впрочем, мы ни секунды не сомневались, что Руцкой этого не сделает, несмотря на все разговоры об офицерской чести. Уражцев впоследствии уверял всех, что Руцкой хотел застрелиться, но Уражцев убедил его этого не делать, дескать, живым он будет опаснее для Ельцина. Это ложь. Все свидетельства сходятся в одном — Руцкой до последнего момента пытался организовать свое спасение, все усилия и душевные силы были направлены именно на это. Агрессивное настроение отнюдь не сочеталось с мыслью о самоубийстве. Впрочем, позднее выяснилось, что сообщение о вызове семей — фальшивка.

Но вот обращение к западным посольствам за гарантиями безопасности — не фальшивка, а как говорится, задокументированный факт. Иностранная пресса вдоволь поиздевалась над Хасбулатовым и Руцким, которые вечно во всем обвиняли Запад, клеймили его стремление «сделать из России сырьевой придаток», а в критический момент, обращаясь к нему, возопили о помощи.

Спрятавшись от пуль за письменным столом, сидя на полу в камуфляжной десантной форме и кроссовках, Руцкой обрывал телефон. Он кричал кому-то в трубку: «Я обращаюсь к военным летчикам, я прошу, я требую: поднимите в воздух самолеты!» Он звонил председателю Конституционного суда Валерию Зорькину и, густо сдабривая речь матом, требовал и умолял его связаться с посольствами: «Ерин дал команду — свидетелей не брать… Они нас живыми не оставят… Пошли сюда от Содружества Независимых Государств, пошли от Совета федерации. Врет Черномырдин, врет Ерин! Я тебя умоляю, Валера, ну ты понимаешь, ты же верующий (мат), на тебе же будет грех!.. Звони в иностранные посольства, пускай иностранные послы едут сюда.»

Последние интервью Руцкой дал журналистам французской телекомпании. Он показывал им свой автомат, утверждал, что не стрелял, опять говорил про Ерина, который дал приказ живым никого не брать, повторял, что они расстреляли парламентера, того самого Терехова, который на самом деле в это время томился в подвале Белого дома, что всех расстреливают в упор на месте.

Около четырех часов дня в здание вошла группа «Альфа» — специальное подразделение по борьбе с терроризмом. Без единого выстрела спецназовцы проложили себе путь и уступили в зал Совета национальностей, где собрались депутаты. Узнав об этом Баранников сказал: «Ну, все, надо сдаваться».