Юван Шесталов - В краю Сорни-най

Об этом мы много говорили, спорили на окружных курсах, куда меня направили, как молодого коммуниста. Политике тоже учился. Знаю. Изменялась жизнь в тайге — другими становились и люди. Хозяевами своей земли стали чувствовать себя.

И вот в 1930 году был организован Ханты-Мансийский национальный округ. Это большое, историческое событие: у нас появилась своя государственность.

Простые рыбаки и охотники видными политическими деятелями становились. А пробуждала к политической жизни наша партия. Русские люди, коммунисты месяцами кочевали по тайге и тундре, ездили от стойбища к стойбищу, от деревни к деревне. Беседовали с рыбаками, оленеводами, охотниками, разъясняли задачи Советской власти. Всюду колхозы стали создавать. И для меня наступило горячее время.

Избрали меня председателем колхоза. Мне не только подарили свободу, но и власть. Вот это было труднее. Что делать с этой властью? В руках ли держать ее, людям ли раздать или запрятать так, чтобы никто ее и не почувствовал?! Мало кто знал, как правильно держать власть. На всей земле никогда колхозов не было. И такую жизнь мы начинали первыми. И, бывало, мы ошибались.

Не знаю, как вы поступили бы на нашем месте. Но нам пришлось не сладко.

Было и такое.

Пришло указание: «Скот должен быть общим, колхозным. И невода, и лодки…» Так и сделали. Весь скот согнали в колхозное стадо. Даже собак всем велел я сдать. Начали уже было строить собачью ферму. Да бумага пришла. Никто в деревне еще не мог читать. Послали в район за учителем. Приехал русский учитель и сказал: «В бумаге написано: «Перегиб!» Спасибо учителю. Разъяснил нам не только это. Остался в нашей деревне. Сколотил из досок парты. Стал учить наших детей. Спасибо ему, русскому учителю! Это он тебя сделал думающим, большим человеком сделал…

Отец замолчал, а я вспоминаю моих школьных учителей. Они мне и моим сверстникам открывали глаза на мир, каждый день дарили новое чудо. И кем бы я был без них?!

Учитель на Севере — волшебник!

За окном ходит долгий зимний вечер. Ступит он на снежинку — слышится хруст. Прикоснется к ветвям — они звенят на звездном морозе. В такой вечер хорошо сидеть у теплой печки и слушать сказку или просто разговаривать.

— Жила-была рыбка. Плавала она в речке. Резвилась, играла. А мы ее едим, — говорит один из мальчиков, снимая с чебака сухую шкурку. — Вкусная рыбка!

— А сделало вкусной эту рыбку солнце. Оно ее высушило. Мне дедушка рассказывал, — вступает в разговор другой.

— А разве солнце всех сильнее?

— Нет! Туча сильнее солнца! — говорит третий мальчик. — Она своими черными крыльями закрывает золотые лучи солнца.

— А кто сильнее тучи?

— Гора. Выше черной тучи белеет голова каменного Урала.

— А сильнее горы кто?

— Говорят, какой-то махар, по-русски его мамонтом зовут. Говорят, он изрешетил даже каменную гору. Оттого в ней так много пещер.

— А сильнее махара — собака. Она насмерть загрызла его. И с тех пор лишь кости его в земле находят.

— А кто сильнее собаки?

— В сказке говорится: будто какие-то духи, лесные боги-идолы сильнее собаки. Они насылают на все живое болезни.

— Если бы духи и впрямь были такие сильные — их тогда бы люди в огонь не бросали! А то рассердится человек на лесного духа за то, что он не помогает охоте, — и раз его в огонь!

— Огонь сильнее духов.

— Если огонь такой сильный, то почему он гаснет от дождя?

— Вода сильнее огня.

— А сильнее всех наша учительница! Ее все слушаются! — пролепетал самый маленький мальчик, первоклассник, сидевший до того молча.

— Не сильнее, а умнее, — поправили его.

И мне мои учителя казались всех умнее, мудрее! Особенно Ефросинья Ивановна Семенина — моя первая учительница. Ей уже много лет, но она до сих пор учит детей в Заполярье.

Но не всегда было так. Не сразу русский учитель довоевал такое волшебное доверие.

Нелегко было Аркадию Николаевичу Лоскутову, Алексею Васильевичу Голошубину — первым учителям сосьвинских манси. Родители сначала не отдавали своих детей в школы. Шамана боялись. А шаман говорил: «Отдадите детей — потеряете их. Дьявольской грамоте научат, родителей не захотят узнавать».

Первые учителя не отступили. Выучили мансийский язык и по юртам, по домам пошли. Беседовали с родителями, разъясняли нужность учения. Не во все дома пускали учителя. Но кто-то уже понимал, разрешал заниматься с ребенком. Дети с любопытством заглядывали в окна школы. С интересом приоткрывали двери. А в школе сначала просто рисовали, слушали рассказы учителя о новом, чудесном мире, в котором они, дети, будут жить.

Алексей Васильевич Голошубин перевел с русского на мансийский пьесу и поставил ее на школьной сцене. С удивлением смотрели не только ученики, но и родители. «Емас рума! — говорили манси. — Хороший друг — учитель!»

Аркадий Николаевич Лоскутов рассказывал, как они боролись с вековыми предрассудками, царившими в крае.

— Надо строить культбазу. Построили. В нее входит больница с родильным отделением. И это сделали. Только никто почему-то не идет в больницу. В чем дело? Да что гадать — причина ясна! Охотники и рыбаки еще верят в волшебство деревенского колдуна, шамана. Он и прорицатель, и лекарь, и знахарь. А мы вроде его соперники. Непримиримые соперники. Как развеять дикое шаманское волшебство? Что делать? Наверно, надо быть тоже волшебником. И не слабее шамана! Ясное дело — словом не возьмешь. Деревенский колдун в этом деле, может быть, пока и посильней. Он и сказками, и легендами, и цветистыми заклинаниями оперирует, как хирург ножом. А мы в северных языках слабоваты. Ясно — учить языки надо. Но главное — это работа. Чтобы люди увидели все на деле, а не на словах.

Гостиница при культбазе. Приедет оленевод с кочевья или охотник с дальнего селения — милости просим. Гостю и чистая постель, и чаек покрепче. В читальный зал сводишь — пусть посмотрит, как другие листают книги, журналы, увлеченно занимаются новым, не свойственным таежнику делом. Вечером покажешь кино. Удивляется человек, приехавший из глухого урмана, удивляется, как это на белой, как снег, материи вдруг появляется жизнь. И люди ходят, разговаривают, кушают, а в магазинах — товару! Ах, это новое волшебство, небывалое в тайге волшебство! Шаман, конечно, так не может. Аркадий Николаевич — тоже шаман! А кто из них сильней? Подумать крепко надо! Пожалуй, что…

Ведешь гостя и в агрономический, зооветеринарный, краеведческий пункты. Таежник видит, что, в общем-то, делом занимаемся. И общественная баня с веничком, и электрическая лампочка в каждом доме. Разве сравнишь это с лучиной! Наяву, на деле увидели люди… И стали называть нас добрым словом «рума». Это значит «друг». Емас рума — хороший друг!.. Хорошие слова поплыли в адрес работников культбазы. И не только слова. И в больницу потянулись люди. Событием стало поступление в родильное отделение первой роженицы манси — Остеревой.