Юван Шесталов - В краю Сорни-най

Правильно говорит отец: хозяином, а не гостем надо быть на земле!

Речка, в которой плескалось босоногое детство, разве можно ее забыть? Деревья, которые шептали колыбельные песни, разве можно их забыть? Дом, единственный в мире дом, потолок которого «двигался», разве может сын забыть?

Потолок этот сначала кажется высоким-высоким. Недосягаемым кажется. День проходит, год проходит — видишь: ближе стал. Движется к тебе высокий потолок. Растешь. День проходит, год проходит — ты уже коснулся потолка. День проходит, год проходит — тебе уже тесно под ним. Такой потолок лишь в родном доме бывает. Лишь в отчем краю высокие потолки снятся!..

Но разве человек создан, чтобы сидеть только в своем гнезде? Пусть он ездит и в других краях свой потолок ищет!.. Сам был таким. Знаю! Настало время — и мне стало тесно в родительском доме. Позвала меня жизнь — и я пошел пытать силу. Трудной дорогой пошел, своей дорогой.

В каждом новом месте потолок казался высоким. Дотягивался до него, рос. Много бессонных ночей мне стоило это, много силушки. Но вырастал я, и этот дом становился для меня родным. Вырастал я, и снова меня тянуло в дорогу. Не сам бежал — жизнь звала.

Хозяином будешь — любой край полюбишь, родным домом назовешь!

А край наш богатый. Ой, какой бога-а-тый! Все, что хочешь, все есть у нас!

Нефть надо — нефть есть. Газ надо — газ есть. Хрусталь надо — хрусталь есть. Земля наша — погреб с драгоценными камнями, с золотой маслянистой жидкостью.

Все, что хочешь, все есть у нас!

Соболя надо — соболь есть. Медведя надо — медведь есть. Ведь тайга наша еще нехоженая, глухая. Грибы нужны — грибы есть. Орехи нужны — шишки есть. Тайга наша — кедровая да сосновая. Какую ягоду хочешь, такую и выбирай. Красными глазами брусники, голубыми глазами голубики, золотистыми глазами сладковатой морошки взглянет на тебя земля и скажет: человек, будь человеком! Собери сочные ягодки мои. Не дай им высохнуть! Ягоды — вот наши мансийские фрукты.

Осетра надо — осетр есть. Нельму надо — нельма есть. Муксуна надо — муксун есть. Реки наши, как море, полноводные. Плещутся в них рыбы, играют.

Уток надо — утки есть. Гусей надо — гуси есть. Лебедей надо — лебеди есть. Темнеет небо весеннее не от туч, а от утиных стай. Гремит небо не от грома, а от гогота гусей. И белая ночь, может, оттого белая, что белые лебеди плывут и плывут над весенней тайгой.

Все есть у нас! Грешно такой край не любить. Дом надо строить, а не времянку…

Горит костер. У костра складываются сказки, и жизнь обыкновенная течет тут же.

На реке что-то плеснуло. Наверно, рыба. А может быть, мне это просто снится?.. И я ловлю себя на мысли, что ставлю такой сон чуть ли не в особую заслугу себе. Снятся людям города, нефть, космос. И я ужасаюсь: неужели людям грядущего не будет сниться зеленый сон, неужели в моих потомках не шевельнется душа рыбака и к трепету рыб они останутся равнодушными, как камни?

…Вот уха готова. Долго ли вариться маленькой рыбке тугунку — нежной сосьвинской селедке? Только опустишь ее в горячую воду — и уха золотится от жира.

Отец вынимает из зеленого вещевого мешка большую алюминиевую чашку и пластмассовой поварешкой накладывает чуть потрескавшихся белых рыбок.

Хороша уха!

— Вкусно? — цедит сквозь почерневшие зубы отец, пристально следя прищуренными глазами, с каким аппетитом я ем.

— Вкусно! — говорю я.

Все смолкло — и лес, и река.

Затаись на миг — услышишь, как летят искры. Что-то таинственное в этом молчании.

— Ну как? Разве плохо, если селедка вкусная? — Укоризненно глянул отец в сторону Сосьвы. — Скоро вкус у нее будет совсем другой: не речным жиром, нефтью будет пахнуть… А ты говоришь: вкусно!

Потом приподняв курчавую голову, глядя в ночь, словно обращаясь к духам, он продолжает:

— Мало стало нашей золотой рыбки. Собираем до полведра за тонь, горстями. Конечно, она вкуснее представляется. Но раньше…

От пляски огня лунная ночь кажется еще темнее. Хмурые лица рыбаков, ярко освещенные костром, молчаливо сосредоточены. Нет, они не хотели говорить. Просто я, очевидно, тронул их за больное. И вдруг я почувствовал, что кругом уже глубокий лунный вечер. И на моей земле происходит что-то новое…

Почему отец так встревожен?

Неужели рыба и нефть не могут ужиться на одной земле?

Разве я, чувствовавший трепет рыбы, не понимаю важности нефти для страны, для людей? И какой северянин не гордится своей землей, в недрах которой оказались нефть, газ, термальные воды!

— Много огней стало на Севере. Много товаров… Хорошо! Только нам, рыбакам, не всегда хорошо. Мы бы еще больше рыбы наловили, — снова говорит отец. — Ты вот наш писатель. Любишь рыбу, а тоже думаешь только о нефти. Все остальное готов забыть…

— А все потому, что меньше внимания стало со стороны руководителей района к рыбакам и охотникам, звероводам и дояркам, — заговорил вдруг все время молчавший молодой рыбак. — Порыбачу, пока идет селедка, а там подамся в Игрим, буду строить газопровод. Там хорошо! И больше заработаешь. И условия жизни и почет.

— Вот как вы рассуждаете теперь. Вот, вот в чем корень-то! Все вы за большим рублем! Заработок! А кто будет ловить рыбу, пасти оленей? Мирсуснэхум, что ли? Так он тоже из сказки! Эх-ма! — вздыхает отец.

Потрескивают смолистые поленья, искры летят в лунное небо. Лишь лица людей видны у костра. У костра и песни, сказки, думы… И я невольно задумываюсь. Как же так? На моем Тюменском Севере построили новые города нефтяников. Строятся нефтепроводы, газопроводы, железные дороги. Неужели действительно есть неразрешимое противоречие?

Да, если со вниманием отнестись к людям, рыбаки угостят самой нежной в мире рыбой — сосьвинской селедкой; животноводы вырастят упитанный скот, чтобы сделать стол нефтяников богатым; охотники нарядят в соболиные шубы. И страна быстрее получит нефть и газ, если мы будем думать о комплексном развитии всего народного хозяйства, если будем думать о комплексном развитии всех тружеников, о деревне и городе…

Не забываем ли мы иногда о людях, ради удовлетворения потребностей которых ловится рыба, добываются нефть и газ?

Уживутся ли нефть и сосьвинская селедка в одном краю? А человеку нужна и нефть, и рыба. Наверное, нам надо быть очень чуткими к природе, ее богатствам. Человеку, наверное, надо быть тоньше и мудрее.

Я думаю, думаю… И вправду, снятся людям города, космос, нефть. Но разве человечество забудет зеленые сны, разве в моем потомке не шевельнется душа рыбака?

День идешь, ночь идешь, а конца не найдешь. (Земля)

У сказки разве есть конец? Нет у нее конца, как и у жизни, как и у земли! У нее есть продолжение. «Был у старика белый ворон.